– Выходит, кто-то открыл конверт до получателя, – задумчиво произнесла я.

– Думаю, получатель так и не заглянул в конверт. Послание вскрыли много позже смерти Дмитрия Николаевича. Я думаю, это произошло после обнаружения этой комнаты. – Алевтина Павловна присмотрелась еще лучше и отложила предмет в сторону.

– Почему вы так решили? Может быть, кто-то заходил сюда раньше?

– Понюхай. – старушка кивнула на прямоугольник.

От него едва уловимо пахло краской. Причем работ по покраске последние две недели в здании уже не велось, как мне казалось. Они закончились раньше, где-то около трех недель назад, и я их не застала. Но вход сюда к этому моменту уже нашли.

– Пахнет краской.

– Письмо, которое два столетия пролежало в книге пахнет краской…

– Значит, его кто-то доставал из этой книги. Ведь сюда мог зайти кто угодно, это мы тут с вам в перчатках, с приглушенным светом, как два крота. Зашел какой-нибудь рабочий, покопался.

Старушка промолчала. А я поняла, что это просто невозможно по нескольким причинам. Во – первых, пройти в эту часть реставрируемого дворца можно лишь через парадный вход с установленной пропускной системой, от которой есть ключи-карты исключительно у штатных сотрудников, что является несказанным предметом моей завести. Во – вторых, чтобы залетному рабочему вскрыть конверт, надо иметь умелые руки и небывалую удачу в поиске письма. Потому что два томика записей этих стоят не на крайних полок и требуют манипуляций для обнаружения. И человек должен целенаправленно двигать книги, чтобы отыскать послание.

– Ну да, это странно.

– Слушай, Риточка, сними-ка быстренько копии с письма и дневников. Мы, как и обещала Агате, выносить ничего отсюда не будем, но копии первых делом с них снимем. Надо показать нашей начальнице, что тут у нас за сокровища, я пока переложу уже обработанный материал. Ты сильно не спеши.

И старушка, вновь спрятав серьезность под маской беззаботности, склонилась над невысокими полками. А я, чтобы не растягивать и без того бесконечный процесс монотонной работы, принялась поспешать. Несмотря на наши старания, вышли мы из здания уже в сумерках, опускающихся прозрачной сизой дымкой на золоченый парк. Вдалеке поблескивала церковь, ловящая изящной маковкой последние лучи заходящего солнца, а розы не до конца слились с вечерней темнотой. В воздухе стоял дух подступающего октября, он провожал теплый и солнечный сентябрь в далекие страны. Я поежилась и посмотрела на часы, свою электричку до Королева я пропустила. Теперь надо было ждать следующей лишь через два часа.

– А ты чего стоишь, Рита? Домой не торопишься? – бабуля в этот момент поплотнее закуталась в шарф и совсем стала похожа на сказочного гнома.

– На электричку опоздала. Следующая нескоро. Думаю, посидеть в каморке нашей? Просто у меня пока что своего ключа нет, он только у вас. Можно? – с надеждой поинтересовалась я.

– Да чего ты, сразу бы сказала. Мне еще часок скоротать нужно, пока Шурочка приедет, а то задерживается. Пойдем, кажется, вода в термосе еще осталась. Чаю?

За неделю в обществе Алевтины Павловны я поняла про нее несколько вещей. Она никуда не спешит, но всё делает необходимо четко и метко, ей в этом даже хирурги позавидовать могут. Она с легкой иронией смотрит на мир, ловко лавируя между насмешкой и наигранной веселость. Особенная ее слабость – чай, его начальница пьет по пять раз в день и даже чаще. Мне приходится разделять эту страсть. Возможно, в ней все же есть какие-то британские корни? От них же и осанка, походка? И добродушное выражении бабули-одуванчика оттуда же. Сомневаюсь, что какая-нибудь мисси Хадсон была открыта миру. А может быть, Алевтина Павловна напоминает мне мою бабушку, по которой я скучаю.