Алевтина Павловна взглянула на красные фолианты и протяжно вздохнула.

– Неужели что-то о Жемчуговой! Даже не знаю теперь, как нам дальше молчать о таком. О сокровище бесценном.

К моменту нашего разговора я уже была неплохо осведомлена об истории бывших владельцев Кусково. Младший и единственный выживший сын основателя поместья Петра Борисовича, Николай после кончины родителя оказался самым богаты женихом в России после императора. Была у него странная для мужчины слабость – любовь к театру, в России того времени преимущественно крепостному. Молодой граф, обладающий несчетным количеством денег, мог позволить себе делать все, что хотел. А занимается он хотел исключительно театром. Танцы, постановки, оперы, балет. Лучшие костюмы, преподаватели для артистов из Европы, декорации, выполненные профессиональными художниками. И результаты работы здесь, в Кусково, представляли московской публике крепостные актеры, с малолетства взятые на обучение в графский дом, где учились этикету, языкам, поведению на публике. Источники утверждают, что крепостные актеры в образованности ничуть не уступали дворянам, а порой даже превосходили. Ну и, как говорится любовь зла, а запретный плод сладок- граф влюбился участницу труппы. Или же сыграло роль повальное увлечение идеями романтизма. Но подлинная причина не ясна, но факт остается фактом, граф влюбился в крепостную актрису, эту самую Жемчугову. Жили они счастливо, но не долго. О ней мало что известно, кроме того, что голос у нее был сказочный , а характер – кроткий. Мы, судя по всему, нашли неизвестные широкой общественности записи графа о ней. Кто говорил, что великие находки уже сделаны?

Алевтина Павловна аккуратно взяла в руки первый блокнот. Пролистала и остановилась. Вынула тоненький конверт с нарушенной сургучной печатью.

– Ну же, Алевтина Павловна, не томите. Что там? – я уже стояла за ее спиной.

Она же дрожащими от нескрываемого нетерпения руками извлекла хрупкий просвечивающий листок.

… Обустройтесь по велению моему. Да поспособствуйте в случае смерти моей и дальнейшим неприятным происшествиям скорейшему отъезду Дмитрия. Находится все необходимое для содержания отпрыска моего в обговоренном месте. Для входа в оное вам понадобится сердце ее, тело ее и душа ее. Составите по долженствованию в месте, где ярче всего блистает драгоценность, даровавшее ей имя. Повторите движения, положенные сердцу, телу и душе.

Уповаю на волю Господа, чтобы не потребовалась вам и сыну моему это знание, но, коли придет час нужды, в месте оном я оставляю вам спасение не только для хозяйствования, но и для покоя души мальчика.

Николай Петрович Шереметьев.

Я еще раз пробежала глазами по тексту. Алевтина Павловна рядом со мной едва не разрывалась от восторга.

– Это значит указания для его сына? От чего, собственно, он его думал спасать?

Алевтина Павловна почесала бровь и авторитетно заметила:

– Браком Николая, пошедшего наперекор всем традициям светского общества, были недовольны все его родственники, претендующие на баснословное состояние. Он женился на крепостной девице, сожительствующей с ним вне брака почти двенадцать лет. А их ребенок… Должен был стать чем-то настолько зазорным и вместе с тем легко уничтожаемым, что родственники не раз и не два подумывали об убийстве маленького Мити. Думаю, это письмо к какому-то воспитателю, приставленного к мальчику. Граф умер, когда ребенку едва исполнилось шесть.

– Ничего не известно ни про внезапный побег мальчика, ни про гонения? Значит это письмо не должны были вскрыть?

Алевтина Павловна поднесла конверт поближе к лицу. Надела очки, за дужками которых потянулась серебристая цепочка, до этого спокойно лежащая поверх теплой кофты. Прикоснулась к полностью целой красной сургучной печати, сохранившей на себе форму шереметьевского герба. Темно-бордовый кругляш был цел. Его не сломали, как сделал бы любой, решивший прочесть послание. Его аккуратно и умело отсоединили от конверта, но с обратной стороны красного кругляша были видны борозды, как от чего-то острого или царапающего.