Он меня на море отправил в бархатный сезон. Сам не поехал. Говорит, что мужчина должен деньги зарабатывать. «А женщина?» – спрашиваю. Смеётся: «А моя женщина должна быть красивой и здоровой!» Набрал пять машин в починку, и вкалывает – к нему мужики в очередь. А мне без него тут и море не в море. Видели – пишемся, как школьники, каждый час.

Я вот что ещё хотела сказать-то. В каждом возрасте – свои критерии выбора. Встреть я его на десять лет раньше – может быть, мимо прошла. Не оценила. Я ж раньше не задумывалась, что для идеальных отношений важнее, если мужчина заставляет осенью тёплые колготки надевать, а не ванну с лепестками роз готовит, а потом пожрать требует!

А ещё… Смешно, но расскажу… Последнее. Когда в ту, нашу первую, весну, я об окрошке заговорила, он у меня спрашивает: «А ты окрошку на чём делаешь? На квасе?»

– Ну, в России же многие на квасе ее готовят, так? – это она у меня спрашивает.

Я кивнула —точно, я окрошку квасом развожу.

– Вот! А я – на кефире привыкла. Выросла-то в Средней Азии. У нас её на кефире готовили – из-за жары, наверное. Я тогда и ему откровенно призналась:

– На кефире.

А он как закричит – удивлённо, радостно – прямо с восторгом:

– Да ты что! Первого человека тут встречаю, который, как я, окрошку на кефире делает! Нет, точно ты мой человек!

Вот так и живём…

Закончить фразу моя собеседница не успела – в сумке рыбкой затрепыхался телефон, и Светлана молниеносно выудила трубку из яркой холщовой сумки. Она встала с лежака, сунула ноги в шлёпанцы, и, кивнув мне на прощание, медленно побрела вдоль моря.

Слов не было слышно, но ветер доносил до меня особенную интонацию женского голоса. Воркующую. Так говорят с мужчиной любящие женщины. Счастливые. Вот.

На земле возле мусорного бака в два ряда стояли цветы в горшках. Живые комнатные цветы. Уже тронутые морозом, занесённые снегом. Листочки у многих поникли, пожухли.

Домашние жители, они никак не вписывались в картину зимнего дня, вызывали удивление и вопрос: как связаны этот переполненный перед Новым годом мусорный бачок и чьи-то ухоженные любимцы в аккуратных горшочках. Что за злой гений принёс их сюда?

Цветы уже были мертвы. Мертвы, как и их хозяйка.

Она жила одна. Пожилая женщина, похоронившая мужа. Держала курочек, чтобы было о ком заботиться. Ради них и в магазин ходила, с ними и разговаривала, от них эмоциями подпитывалась. И ещё цветы. С этими тоже беседы вела, подкармливала и пересаживала, берегла. Любила потому что.

Детей своих, двух сынов, тоже любила. Очень. Особенно младшенького, последыша, она его долго —долго грудью кормила, мамин хвостик, черноглазый, весь в батю.

Мальчишки, правда, давно выросли и дом родной покинули. Навсегда. Старший где-то на Севере, и младшенького судьба далеко забросила. Всё хорошо у него. Семья, ребёночек. Нет, видела, конечно, внучонка, несколько раз даже за эти годы, пока в школу пошел, но у них – своя жизнь. СВОЯ. Она это понимала. И не навязывалась. У деток всё хорошо – что еще матери желать?

Приезжал, навещал, был хорошим сыном. Обязательно – несколько раз в неделю – звонок по телефону: «Мам, как дела? У нас все норм. Ладно, пока, звони, если что!» «Если что» случилось в аккурат под новый год.

Где-то подхваченный вирус, принятый за простую простуду, потому на ногах перенесённый (да какие врачи, какие таблетки, и так перетопчусь, пройдёт!) уложил-таки хозяйку курочек в постель. Температуру градусник показать отказался- не хватило шкалы.

Когда стало совсем непереносимо, решилась набрать номер младшего сыночка. Что-то сказала, что, он не расслышал. -Что, мама, что? В ответ – тишина, хоть и не дан отбой. Мамин голос был слабым и невнятным. Канат, всю жизнь их двоих связывавший, истончился до ниточки толщиной в паутинку…