О, мог ли я знать, что в обители этой
увижу бессмертную фею?
Совсем как у феи серьезно лицо,
и так же она весела,
И так же в прическе ее
изумруд зеленеет.
На мотив «Лучше, чем тыква-горлянка».
Брови, достойные царских дворцов,
сходны с луной молодой.
К самым вискам
тянутся брови дугой.
Ин-ин(говорит). Ты видишь, Хун-нян?
Тихие-тихие кельи кругом,
здесь не бывает никто.
Эти ступени, покрытые мхом,
от лепестков покраснели.
Чжан(говорит). Я умру! (Поет.)
Первой не смеет ни слова сказать, —
так боязлива, скромна.
Губы раскрылись, как алые вишни,
Зубы белеют, как тонкая яшма.
Раньше, чем вымолвит слово,
думает долго она.
На тот же мотив.
Кажется мне, будто в чаще цветов
иволга песню поет.
Только шагнет —
сердце сожмется мое.
Мягко сгибается, словно танцуя,
стан ее тонкий, красивый,
Девичий стан и упругий, и стройный,
Стан удивительно гибкий и нежный,
Словно под ветром
вечером ветви у ивы.
Хун-нян(говорит). Там кто-то есть, пойдем домой, сестрица.
Ин-ин, оглядываясь на Чжана, уходит.
Чжан(говорит). Хэшан! Откуда здесь появилась Гуаньинь?
Фа-цун(говорит). Не говори чепухи. Это дочь первого министра Цуя, наместника в Хэчжуне.
Чжан(говорит). И в мире может быть девушка такой небесной, неповторимой красоты? Одним этим маленьким ножкам нет цены, не говоря уж об остальном.
Фа-цун(говорит). Она там, так далеко, а ты здесь. На ней длинная юбка – как же ты узнал, что ее ноги малы?
Чжан(говорит). Иди, иди сюда, Фа-цун! Ты спрашиваешь, как я узнал? Смотри! (Поет.)
На мотив «Цветы во внутреннем дворике».
Не будь такой мягкой дорожка,
где эти опали цветы,
То даже таких неглубоких
следов не увидел бы ты.
И если бы не были чувства видны
в глазах ее, в самых углах,
Тогда бы следы
про ее рассказали мечты.
Я вижу, как тихо
Идет эта девушка
к двери, покрытой резьбою.
И шаг ее каждый
ее удаляет от нас,
Но вот обернулась —
я вижу лицо молодое.
Я, юноша Чжан,
с ее чарами сладить не смог.
Вернулася фея
в свой чистый небесный приют.
Я вижу, кружится над ивами
в воздухе пух, как дымок,
Одно только слышу я —
птицы повсюду поют.
На мотив «Листья ивы».
За нею ворота закрылись —
я видел, как в дворике груша цветет.
Стена побеленная, вверх поднимаясь,
ушла в синеву, в небосвод.
На небо ропщу я: по воле его
лишился приятного дня.
Я думал развлечься чуть-чуть,
Но в плен забрала ты меня.
О девушка! Зачем ты меня заставляешь
Терзаться под гнетом
сомнений, наполнивших грудь?
Фа-цун(говорит). Чего ты мечешься, ведь дочь хэчжунского наместника уже далеко.
Чжан(поет).
На мотив «Вьющаяся травка».
Все глуше подвески из яшмы звенят,
Один остается духов аромат.
Под ветром восточным на тополе гибком
тончайшие нити висят.
Летит паутина на персика цвет,
его лепестки зацепила.
Лицо ее – нежный фужуна цветок —
за жемчугом полога скрылось.
По-твоему, это – покойного ныне
вельможи хэчжунского дочь,
По-моему – с южных морей Гуаньинь,
где в водах луна отразилась.
(Говорит.)
Уже десять лет не хотелось ему
увидеть лицо государя,
С тех пор как поверил любимой своей,
постигшей ошибки людей.
Я тоже не поеду в столицу держать экзамены! (Смотрит на Фа-цуна, говорит.) Осмелюсь побеспокоить хэшана просьбой сообщить настоятелю, что, если он согласится сдать мне хотя бы полкельи, чтобы я с утра до вечера мог изучать классические книги и историю, для меня это было бы лучше, чем суета постоялого двора. Я уплачу столько, сколько у вас обычно платят. Завтра я приду.
