Он великолепен!
Мы замираем у ворот, и бык подходит, чтобы с нами поздороваться. У него темно-рыжая шкура, маленькое мускулистое тело увенчано могучими рогами. Джесси настойчиво требует, чтобы его погладили. Мы переглядываемся, все напряжение поездки снимает как рукой. Опыт подсказывал нам, что новички в молочном хозяйстве всегда начинают с коз. Как выяснила еще в детстве Бронвен, козы отлично подходят на роль домашних любимиц, их потомство умиляет даже сильнее, чем котята. С коровами фермерам-новичкам труднее иметь дело. Они крупнее и своевольнее, от них исходит некая угроза. Но о Джесси всего этого не скажешь. Он уже достиг почтенного возраста – шестнадцати лет, но по-прежнему выглядит необычайно молодым и полным сил. Мы поражены.
В 1623 году плимутская колония получила двух коров и быка, чей путь через Атлантику начался на севере английского графства Девон. Они приплыли на третьем по счету судне, достигшем новых земель, и стали потом прародителями американского крупного рогатого скота. Современный молочный фермер в английском Девоне моментально узнает на фотографии Джесси северного девона, но высказывает скепсис насчет удойности этой породы: ее представителей в Великобритании разводят на мясо и никогда не доят. Но в XVII веке они представлялись идеальным вариантом для тяжелой жизни в Новой Англии: по словам Мессьер, американские молочные девоны были «универсалами в мире крупного рогатого скота». В родных краях девонский скот завоевал репутацию активного и выносливого, способного выживать в самых суровых условиях, тащить плуг, давать молоко, набирать жир даже на бедном корме. По иронии судьбы в этой популярной в наши дни молочной породе колонисты видели прежде всего тягловый скот и поставщика удобрений. Молоко же они получали от коз.
Когда Джесси тянется за травой, Мессьер указывает нам на его особенности: «Скелет говорит о том, что это мясная порода, способная усердно трудиться. Они замечательно ведут себя в упряжи, умны и послушны, с ними с самого начала легко обращаться». Это сочетание свойств сделало породу одной из опор фермерской жизни в колониальной Америке. Гораздо позже, в середине XIX века, способность этих животных весь день тянуть повозку и довольствоваться малым количеством корма превратила эту породу в главный тягловый скот на Орегонской тропе. Однако к началу XX века позиции молочных девонов пошатнулись.
В попытке понять причины этого упадка мы обратились к Джону Холлу, секретарю Ассоциации американского девонского молочного скота. Семья Холла имеет долгую историю работы с этой породой в сердце Америки: его родители познакомились, когда отец Джона приехал к единственной, помимо Холлов, местной семье, державшей девонов, и застал там свою будущую жену за дойкой. Теперь на его ферме в Коннектикуте стадо из 56 коров – одно из крупнейших во всем мире поголовий американских молочных девонов.
По мнению Холла, почти смертельным для породы оказался период экономического роста после Второй мировой войны. «Прибыльность достигалась при доении ста, а не двадцати коров; лучше было иметь голштинскую корову с удойностью 45 кг молока в день, а не девонскую, дающую не больше 9 кг». То же самое относилось к мясу: распространение крупных фидлотов – откормочных площадок – на западе США уничтожило экономику девонской породы. «Стали откармливать ангусов и герефордов, на это хватало полутора лет. Девоны достигают максимальных размеров только в пяти-шестилетнем возрасте». Третье достоинство девонов – их эффективность в роли тяглового скота – сошло на нет из-за распространения тракторов. В условиях послевоенного бума девоны превратились в исторический курьез, чье место в музее, а не на обеденном столе. К 1970-м годам их поголовье во всем мире сократилось примерно до двухсот голов. Порода оказалась на грани вымирания.