Вот хоть ты тресни: они поют stumblin in (стамблин ин), а мы слышим – сто балерин. Мозг как бы сам «переводит» незнакомое слово на знакомое нам звучание и толкование.



Хотя, вот сейчас, когда смотришь глазами на английское слово, прочитываешь его, никаких «балетных» ассоциаций не возникает. Но в том-то и фокус, что древнейший человек имел в своём арсенале лишь слух. И это несовершенство слуха порождало диалекты и самобытность нарождающихся языков.

Такие «ослышки» имеют даже специальное название – мондегрины (англ. mondegreen), и встречаются они не только при трактовке иностранных текстов. Но даже вполне знакомое звучание при определённых условиях воспринимается иначе.

Яркий пример: песня Игоря Саруханова, в которой поётся про «скрип колеса, лужи и грязь дорог». Однако слушателям кажется, что героиня песни некая «скрипка-лиса». И это настолько чёткое восприятие, что автор сдался публике и теперь официальное название песни именно такое: «Скрипка-лиса».

Подобные примеры можно множить, но речь сегодня не о них.

Каждый из нас воспринимает мир по-своему. Нам только кажется, что мир для всех одинаков. На самом деле, все органы чувств работают индивидуально. Один лучше слышит, другой хуже видит, третий различает самые тонкие запахи, четвёртый своими тонкими пальцами осязает, как бьётся жилка на виске любимой женщины…. Мир многообразен и для каждого человека он свой. Потому homo sapiens проделал огромную работу, чтобы заставить всех сородичей одинаково воспринимать звук и соотносить его с определённым значением. Это значение вошло в плоть и кровь человечества, а точнее говоря – в генный код людей.

На это понадобилось сотни тысяч лет.

Названные примеры убеждают в том, что артикуляционные возможности первобытных людей были ограничены и для обозначения явлений они использовали одни и те же звуки. Но звуки эти осмысливались творчески. В этом и есть дар Божий – дар речи.

Развиваясь, человек создавал всё новые и новые звуки. Но звуки эти далеко не уходили от своего первоначала, иначе можно было совсем запутаться. К примеру, явление сужения человек мог воспроизвести губами, звуком У, явление смыкания – П. Очень просто показать ртом явление ограничения, надо только произнести: К-У-П. А, что закупоривало самого человека? Верно – КУПО, КУПИ. Есть уже такие слова? Да. Потому один-другой звук надо изменить, получатся ГУБЫ. Но купон, купить, купировать, купе и ещё масса слов происходит именно от понятия ограничения, ассоциация с которым дал собственный рот человека. Потому, не прав немецкий этимолог Макс Фасмер и его последователи, утверждающие, что, к примеру, слово «купе» пришло в русский «из франц. соuре́ – то же, от соuреr «отрезать». Наши общие предки национальностей не знали.



Аналогично – с «губой». Общий смысл тот же, что и у «купо»: отделение, ограничение. В России было даже административное деление: губа. Были губные старосты, потом стали губернаторы. Но ничего заимствованного тут нет. Как, впрочем, и в названии военной тюрьмы. Отправили на губу, это не значит, что на гауптвахту, как пытаются утверждать иные толкователи фасмеровского толка. А просто – в заключение. Про Онежскую же губу и прочие топонимы мы поговорим ниже, в главе о топонимах.

Впрочем, мы отвлеклись. Нам ведь интересны фокусы слуха и эволюции языка.

Итак, напишите слово ПЛЕСКАТЬ. Красивое слово, сразу возникает ассоциация с водой, с переливами солнца в её струях и…. Зачерпните ладонью воды, плесните ввысь! Что полетит? Плески? Нет. Брызги! Если все древние глухие звуки (П, Л, С, К) зачеркнуть и заменить их поздними звонкими (Б, Р, З, Г), то и получится: БРЫЗГАТЬ.