Отец мой жив. В следующем месяце, 14 апреля, ему исполнится девяносто один год (написано это пятнадцать лет тому назад). И имя его уже внесено в книгу, которую задумало и осуществило Управление Свердловской железной дороги.

Более полувека отец был железнодорожником. Исключение – военные пять лет. В этой книге ему посвящена специальная страница. К нам домой приходили девочки-студентки с филфака УрГУ, которые в летние каникулы работали в стройотрядах проводницами. Им поручили познакомиться с документами отца и записать его живые рассказы. Окончив работу, они приносили и читали ему свои тексты.

Потом и из музея приходили люди, переписали все его ордена и медали, взяли фотографии. Так что полная история отца хранится в архивах.

Трудно мне сейчас писать потому, что, во-первых, отец жив и история наших отношений продолжается. В детстве я его очень любила, и иногда мне казалось, что возможно воскресить эту любовь… Не знаю… Он сделал всё, чтобы уничтожить, растоптать её…

Во-вторых, он был прямой противоположностью маме. Земля и Небо, Добро и Зло лоб в лоб сошлись под нашей семейной крышей. Слишком рано я осознала свою роль – защищать маму от всех обидчиков, среди которых самым страшным был мой отец.

Н.Ф. Фёдоров говорил, что «не судить мы должны наших родителей, а искупать их вину». Искупать, исправляя в себе их несовершенства, которые мы унаследовали от них, в том числе и генетически.

Отцовские черты проявлялись у меня чисто внешним образом. «Редко, но метко». Всё материнское – внутри, глазу не видимо. Пусть глава эта полежит, пусть все ужасы её отстоятся, может быть, найдётся и способ «искупить» их: время нынче важное, необычное.

Но, что остались на мне «родимые пятна» от общения с отцом, для меня несомненно. Помогли мне понять себя недавно два американских автора. Я не поленюсь перечитать и даже переписать отдельные страницы из их книги, которые были написаны точно для меня, обо мне.

Аллен Ф. Харрисон и Роберт М. Брамсон в популярной книжке «Думай и достигай» знакомят с результатами своих исследований о том, как стиль мышления влияет на поведение человека. Американцы широко применяют различные формы тестирования. Я заполнила довольно витиеватый тест, ответила на вопросы, подсчитала по их методике очки и получила результат: я – синтезатор-идеалист. Далее идут прагматик, аналитик, реалист.

Читаю захватывающее откровение о себе. Узнаваемо. Сначала о синтезаторах. Их меньшинство, всего 11%. Авторы иронически отмечают: «…говоря языком статистики, у вас есть причины считать себя членом группы избранных» (стр. 21) или… белыми воронами. Это в начале книги, а в конце – «как и общество в целом, мы высоко ценим четыре из пяти стилей мышления». (А пятый – это кто? Пятый – это синтезатор.)

Синтезаторы неудобны. Это странные люди. Синтезатор – единственный тип, который ничего не делает для того, чтобы влиять на людей. И что особенно неудобно – он и сам не поддаётся влиянию ни при каких обстоятельствах. «Если под влиянием вы понимаете «убеждение», то в случае с синтезаторами можно сказать только одно – забудьте об этом».

«Синтезаторы не очень сильны в смирении. Они убеждены, что мир постоянно меняется, превращается в нечто новое. Если я синтезатор, то вам, скорее всего, удастся повлиять на меня, если вы прячете в рукаве что-то новое и интересное. В противном случае я о вас уже забыл».

«Оказавшись в ситуации сложной, неясной, связанной с трудным выбором, который кажется остальным скорее путаницей, чем определённой проблемой, синтезатор испытывает желание прояснить её, встретив конфликт лицом к лицу, пусть даже невольно, но твёрдо и решительно».