Так объяснила мне тётя Ира, прожившая в своё время несколько лет в Восточной Германии:

– Немец никогда не посвятит постороннего человека в свои денежные дела. Факт того, что он пытался ввести тебя в курс своего финансового положения, говорит обо всём. Короче, готовься к свадьбе.

А я ещё и думать-то на эту тему не начала.

Я вспоминала тихие домашние вечера с этим беспрерывно курящим и много говорящим немцем, уютный диван и широкие кресла в зале, мелькающие картинки иностранного телевидения в его старомодно обставленной квартире и пыталась представить себя его женой, хозяйкой.

На самом деле, мне с ним было уютно. Но гораздо важнее собственного уюта было то, что он принимал моего сына. Не просто говорил, какой он хороший мальчик, а строил планы насчёт учёбы, кружков и будущей профессии.

Когда я звонила Ване и ласково называла его то Ванечка, то Иван, а то Иванушка, он удивлялся – так как же мальчика зовут? И я рассказывала ему, что русское имя имеет много вариантов в быту. Так на свет появились Светушка и Лёвушка, ставшие впоследствии нашими привычными обращениями друг к другу.

В слове «Светушка» ударение он ставил на букву «У», и это казалось смешно:

– Све-ту́шка, Све-ту́шка.

– Никакая я тебе не тушка!

Но слово прижилось.

Я ещё не успела добраться до дому, как Леопольд сообщил мне:

– Я ходил узнавать насчёт регистрации брака. Нужно подготовить кучу документов! Беру отпуск и еду к тебе.

Что же, пришло время позвонить моим подругам и раскрыть карты:

– Приезжайте, девочки, я, кажется, опять выхожу замуж.

Первой на семейный совет примчалась Марьяна. Вообще-то, в школе она звалась просто Маша. В наше пионерское время это имя было ужасно немодно и звучало как-то по-деревенски. Бедная Маша страдала по полной программе и все выражения типа «Манька с мыльного завода» или укоризненное «Ну ты и Маша!» воспринимала на свой счёт.

Поэтому, освободившись наконец-то от всезнающих и вездесущих одноклассников и став студенткой художественного училища, она стала представляться именем Марьяна, что звучало очень круто.

– Так, садись, рассказывай, – громовым голосом скомандовала Марьяна. – Я знала, что здесь что-то нечисто, две недели ни ответа ни привета. Ты с ума сошла, почему тайком? А если бы пропала?

– Родители знали, – пролепетала я в своё оправдание, ёрзая на стуле, как школьница, застигнутая врасплох с запиской неприличного содержания.

– Признавайся – было?

– Ну ясное дело, чего бы он меня приглашал. Он же не турфирма, чтобы просто так возить меня по достопримечательностям.

– Ой, ну рассказывай, – глаз Марьяны загорелся, – лучше наших? Дастиш фантастиш?

– Отстань, Маш, ну ей-богу, не до этого. Нормально всё, если хочешь знать. Тут проблема в другом. Он в загс уже сходил, всё узнал про документы. Приезжает через неделю.

Лицо Марьяны вытянулось, и выражение любопытства в глазах сменилось недоверием.

– Да ла-а-адно, – протянула она. – Не может быть. Ты чего там с ним сделала? Нет, это всё ненормально. Светка, пока ты не вляпалась по уши, надо разобраться в ситуации. Теперь без дураков, выкладывай всё начистоту.

Возникшая в дверях Ритуля оглядела нас с нескрываемым любопытством: «Ой, а что это у вас такие лица?»

– Светик собралась замуж за немца, – уже оправившись от первого шока, отчеканила каждое слово Марьяна.

– Да ну?!

– Ну да.

– И что же нам теперь делать?

Но в умной голове у Марьяны уже сложился план моего спасения.

– Сейчас мы разложим его по полочкам, и я докажу тебе абсолютную невозможность этой безумной затеи.

Мы сидели за кухонным столом, и я представляла Марьяну в роли судьи, Ритулю в роли адвоката, а себя саму, естественно, в роли обвиняемого.