У меня пересохло в горле. Опускаюсь на стул, а агент Наварро садится напротив. Кроме нас, никто в комнату не заходит.
Ее лысая голова цвета красного дерева блестит в свете флуоресцентных ламп. Она кладет на стол бумажный пакет.
– Я думала, мы договорились не обманывать друг друга, – начинает она, и все внутри меня сжимается в предвкушении беды. – Ты помогаешь мне выяснить, что случилось с твоими родителями, а я держу тебя в курсе расследования.
– Да, – соглашаюсь я и с напряжением жду, каким будет ее следующий пас.
– Почему же ты сказала мне, что твой отец был полицейским в Лос-Анджелесе?
Я растерянно смотрю на нее. Я ожидала чего угодно, думала, она заговорит о кочевом образе жизни, который мы вели, о дальних родственниках, с которыми я никогда не общалась, о налогах. Но я совершенно не ожидала, что главная загвоздка в профессии отца.
– Он был полицейским, – произношу я, когда вновь обретаю дар речи, – семь лет.
– Но в полиции Лос-Анджелеса нет о нем никаких сведений.
Я бледнею от ужаса, земля будто уходит из-под ног, мне трудно дышать. Я всегда знала, что мой отец детектив, это то, на чем я построила собственное мироощущение. Вселенная не может отнять у меня еще и это!
– Папа точно был п-п-полицейским.
Я стараюсь говорить уверенно, но на последнем слове у меня дрожит подбородок.
Лицо агента Наварро выражает сочувствие, хочется верить, что оно искреннее.
– Да, он был полицейским, – соглашается она, и мне становится чуть легче дышать, – только не в этой стране. Ты не гражданка США. Твои родители не успели оформить необходимые документы.
– Ничего не понимаю. Я здесь родилась! – Я уже сама не верю в то, что говорю.
Агент Наварро не отвечает. Она просто достает из бумажного пакета три паспорта. Видно, что они выпущены одной и той же страной.
Я не могу прочесть называние этой страны на обложках, буквы расплываются у меня перед глазами.
Неужели это происходит на самом деле? Родители не могли обманывать меня! У нас не было секретов друг от друга. В «субару» для них не было места.
«Только вот прошлое было секретом», – шепчет тихий голосок у меня в голове.
– Аргентина, – наконец выдавливаю я из себя. Мне трудно говорить, будто что-то застряло у меня в горле.
– Нет.
– Что? – Я удивленно моргаю, по щекам текут слезы.
– Ты из Испании.
Агент Наварро выходит из комнаты посовещаться с коллегами, а я сижу в каком-то ступоре.
Я едва могу отдышаться, мне нужно собраться с мыслями, чтобы понять, что происходит. Меня привезли сюда, потому что подозревают мою семью? Или меня? Но какой в этом смысл? Какое оружие мы использовали? В чем наш мотив?
Меня, скорее всего, депортируют! Соединенные Штаты не обязаны теперь опекать меня…
Дверь щелкает, агент Наварро возвращается в комнату. Она снова садится напротив и говорит:
– Видимо, ты ничего об этом не знала.
– У меня есть родственники? – спрашиваю я в надежде, что не окажусь в каком-нибудь испанском учреждении для сирот, прежде чем меня выкинут на улицу.
– Мы обратились в испанские агентства, чтобы найти кого-то из твоих родственников, – отвечает агент уже чуть более доброжелательно. – И пока мы не узнаем больше, для тебя ничего не изменится. Ты останешься в том же центре, пока врачи не скажут, что тебя можно выписать. Эта страна – единственный дом, который ты знаешь, и мы будем по-прежнему заботиться о тебе.
Я выдыхаю, но расслабляться рано. Из суровой и сердитой она вдруг превратилась в чрезмерно дружелюбную. Это фальшивое обаяние не идет ей, и его легко отгадать.
– Вам что-то от меня нужно? – спрашиваю я.
Агент Наварро в удивлении приподнимает брови и с интересом смотрит на меня, будто наконец сумела оценить мою смекалку.