– Ты не понимаешь, – маленькое смуглое лицо Серджио залоснилось, в глазах сверкнула обида. – Тёмная материя имеет гравитационное воздействие. Именно так и фиксируется её присутствие. Вот, скажем, по наблюдениям астрономов есть галактики, где звезды вращаются так быстро, что их бы вышвырнуло за пределы, но они они остаются на своих орбитах именно из-за воздействия гравитации тёмной материи.

– Ну, ясно теперь. Ребята, а где сам орбитоплан собирают? Меня пустят туда?

– Нет, просто так не пускать. Но мы сделать временный пропуск, – предложил Канто.

Чтобы попасть в монтажно-испытательный корпус, пришлось не только спуститься на лифте глубоко под землю, пройти извилистыми коридорами, но и преодолеть несколько систем защиты, где меня с ног до головы прощупывал яркий луч сканера.

Ослепительно белый свет заливал огромный зал с высоким потолком и бетонными стенами, скрытыми под хитросплетеньем труб и балок.

Положив руки на перила балкона, я с интересом наблюдал, как в центре трёхъярусной платформы стапелей прорисовывался летательный аппарат, напоминающий выброшенного на берег кашалота. Массивный фюзеляж в центре рамы в виде перевёрнутой омеги, к которой крепились длинные изогнутые крылья с винглетами на концах.

– Вы кто такой? – резкий окрик отвлёк меня от созерцания вершины научно-технического прогресса. – Кто вас пустил?

Высокий мужчина средних лет в белом халате буравил меня злым взглядом карих глаз. Землистый цвет лица, как у человека, который много работает в помещении. Покрасневшие опухшие глаза. Помятые щеки с засеребрившейся щетиной плохо выбриты.

– Я – майор Алан Макнайт, – я достал из кармана электронный пропуск.

– А, понятно, – мужчина сразу смягчился и стал выглядеть чуть более дружелюбно. – Вы тот самый пилот, для которого мы делаем эту штуку, – в углах его полных губ возникла лёгкая улыбка. – Меня зовут Грегор Терзиев, я – главный конструктор, – я пожал ему руку, ощутив с удивлением его сильные мозолистые пальцы. – Поближе хотите посмотреть?

Мы спустились по лестнице, подошли к стапелям. Отсюда орбитоплан казался нереально громадным, но ошеломляюще прекрасным. Всё в облике этого «зверя» нравилось мне: гармоничная плавность линий фюзеляжа, размашистость сильных крыльев, словно выгнувшихся от ветра, огромные сопла турбин и в довершении всего омега, к которой все крепилось, напоминала огромную рогатку, готовую выстрелить в космос. «Некрасивый самолёт летать не будет», – сказал как-то знаменитый авиаконструктор.

Мы поднялись по лестнице на второй ярус платформы, и я забрался в кабину, с комфортом расположившись в кресле капитана. Панель управления с несколькими экранами, двумя штурвалами выглядела привычно, не вызывала страха. Что разочаровало, так это обзор – сквозь узкие щели, идущие по бокам кабины, мало, что можно было разглядеть.

– Видно хреново, – честно признался я.

Терзиев хитро ухмыльнулся.

– Возьмите вот это, – он протянул мне шлем.

Самый обычный на первый взгляд. Может быть чуть больше, чем обычный пилотский шлемофон.

Я надел и словно оказался в абсолютно прозрачном шаре – внизу квадратные серые плиты пола, по бокам выкрашенная жёлтой краской оснастка, сверху потолок с блестящими металлическими балками и трубами.

– Поразительно. Камеры на обшивке? Полный обзор?

– Да, и не только. Когда освоите, сможете включать многократное увеличение.

– Серьёзно? Как у телескопа? Зачем?

Терзиев провёл рукой по панели и рядом со мной в мерцающей зеленоватой дымке закрутился глобус Земли. Лёгкое прикосновение – наша планета уменьшилась, возникла вся солнечная система. Ещё одно движение – в сверкающую спираль слились все звезды Млечного пути.