После этих слов, папа крутанулся на пятках и испарился.

– Ну вот, убежал, – огорчилась мама, – можно подумать, что его «вопросики» до завтра потерпеть не могли. Это же просто невежливо.

– Да брось! Не впечатляйся. Сейчас спокойно разберёмся с вещами, примете ванну, придёте в себя. А Костик вечером прибежит взмыленный из своего министерства, наверняка, в горячке половину своих «вопросиков» основательно перепутав. И кому, спрашивается, будет лучше? Но мужчины таких простых вещей не понимают. Поэтому я всегда и говорю, что мужчина – это диагноз.

– А, кстати, где Вадим? Почему он не смог нас встретить? – спросила мама, когда мы шли по просторному светлому и совершенно безлюдному коридору.

– Сейчас вы сможете на него посмотреть, – сказала тётя Катя.

– Сможем посмотреть? Ой! А что с ним? Он болен? – испугалась мама.

– Ага. По жизни. – Небрежно отмахнулась тётя Катя. – Говорю же: мужчина – это уже диагноз, и другого не надо! Пошли. Вот это наш главный зал. Там вы Вадима и найдёте. Надеюсь, он ещё свободен, и вы сможете поговорить. А я на минуточку вас оставлю. Насчёт вещей распоряжусь.

Мы с мамой не без трепета вошли. Поначалу огромный зал показался мне безлюдным, как и коридор. В центре зала возвышалось какое-то сооружение в виде колонны, или, точнее, низкой толстой башни из полупрозрачного очень толстого стекла. Внутрь загадочного сооружения вели несколько арок. Мы осторожно подошли к странной конструкции и решились заглянуть в одну из арок.

Я едва не вскрикнула от ужаса – рядом со мной, уставившись пустыми глазами в огромный аквариум, в центре «башни», в кресле странной конструкции, сидел незнакомый мёртвый человек. Наверно, ужас отразился у меня на лице, потому что мама схватила меня за руку.

– Тихо, – прошептала она, – не бойся. Он живой. Видишь – дышит.

Незнакомец, и правда, дышал, но всё-таки с ним было что-то не так. Похоже, что он был всё-таки, наверно, не очень живой или спал с открытыми глазами, а, может, был кем-то загипнотизирован. Мне стало совсем страшно, и я попятилась прочь, утягивая за руку и маму. Мы обошли башню и заглянули в другую арку с противоположной стороны башни. Здесь в таком же кресле сидел дядя Вадим. Мама окликнула его, но он даже не обернулся в нашу сторону, только что-то невнятно пробормотал, продолжая, не отрываясь, смотреть в аквариум.

Я тоже заглянула туда. С моей точки зрения, там не было ничего достойного внимания, напротив, в аквариуме, который уходил, кажется, на глубину нескольких этажей, копошилось нечто крайне неприглядное.

Когда я была маленькая, то меня часто отправляли к бабушкиной сестре в деревню. Мне там нравилось. Там было весело и интересно. Мы с друзьями купались в озере, бегали в рощу за земляникой, собирали васильки в поле. Но было одно место, которое перечёркивало все летние радости. У самого туалета в огромном одичавшем саду торчал трухлявый липовый пень, на котором жили отвратительные клопы-пожарники. Пень прямо-таки шевелился от них. До сих пор, когда я вспоминаю этих жутких тварей, меня передёргивает.

И вот теперь представьте себе, что в аквариуме стояли на задних лапах два таких красно-чёрных клопа, причём каждый из них был высотой почти в метр. Вдруг один из клопов задрал голову, приветливо помахал нам лапой и проскрипел:

– Лизанька, Машка, как я рад вас видеть! Катя вам поможет устроиться, а я приду, как только освобожусь.

Осчастливил!

Мы с мамой наперегонки бросились из страшного места. Мама ещё и зажимала рукой рот, словно опасаясь, что ее сейчас вырвет.

У самого выхода из зала мы едва не сбили с ног тётю Катю.