– Мама, а как же твоя экспедиция? – спросила я робко.

– Я понимаю, что сильно подвожу людей, но сейчас мы с тобой поедем в министерство, и я откажусь от участия в экспедиции.

Я замерла с открытым ртом. Конечно, мне совершенно не хотелось оставаться здесь. Но такие жертвы… Но мама, как часто говорит про неё папа, у нас «заводная», и уж если заведётся…

– Ну, может быть, – добавила мама, чуть помолчав, – сумею договориться, что приеду позже, а пока постараюсь пристроить тебя где-нибудь. Может быть, у Алевтины Андреевны. Или у тёти Зины. Там посмотрим. Собирайся.

Тётя Катя вышла, наконец, из ступора и решилась заговорить.

– Лиза, у тебя всё-таки удивительная способность, не разобравшись в ситуации, не выслушав толком собеседника и опираясь только на собственные нездоровые фантазии, нагородить такого, что уши вянут.

– Ах, уши вянут! Какие мы деликатные-благородные! Так вот, мне глубоко отвратительно то, чем вы с Вадькой тут занимаетесь. К сожалению, с вами я ничего поделать не смогу, но уж Машку я здесь точно не оставлю!

– Да выслушай же ты меня, наконец, истеричка!

– Ах, я истеричка?! А как же тебя, дорогуша, назвать? Фашисткой?

Мама и тётя Катя стояли друг против друга злые, раскрасневшиеся. Я так не люблю, когда взрослые ругаются. Особенно когда ругаются не чужие люди. Гусар тоже разделял мои чувства и даже начал тихонько подвывать. Мне тоже захотелось повыть вместе с ним. Нет, я, конечно, всем сердцем была на маминой стороне. Я понимала, что мама права, но как мне хотелось, чтобы тётя Катя всё как-то сумела бы объяснить, и мы бы поняли, что всё не так плохо. И клопы оказались бы не настоящими, а какими-нибудь виртуальными. Но тётя Катя ничего разъяснить не успела, потому что мама схватила меня за руку, в свободную руку подхватила один из чемоданов и двинулась к двери, не желая больше ничего слушать. Тут раздался странный шелестящий голос, не поймёшь даже мужской или женский.

– Катя, даю тебе пять минут. Не повторяй ошибок.


– А вот в этой комнате будет жить Маша. Ну и вы с Костиком до отъезда. Ничего? Вот Машенькина кровать, а вы с Костиком пока поспите на диване. Он раскладывается. Присаживайтесь. Я немного расскажу про нашу с Вадимом работу.

– Вы что и живёте и работаете тут? – спросила мама, усаживаясь на диван рядом с тётей Катей.

– Да. Специфика. В любой момент может возникнуть тревога, и мы заступаем на дежурства. Ну, я сама редко принимаю участие в операциях, предпочитаю оставаться простым врачом в команде, а ребятам достаётся по полной программе.

– Они ещё и кусаются? – спросила мама с лёгкой гримасой отвращения на красивом лице.

– Кто? – не поняла тётя Катя.

– Ну, эти ваши гигантские тараканы.

– Какие тараканы? А эти. Лизанька, это не тараканы. Это – клоны.

– И зачем вы эту пакость клонируете? Для опытов?

– Нет. Не так. Лизок, пожалуйста, постарайся меня не перебивать. Разговор очень сложный, если мы будем отвлекаться, то вы с Машей не сумеете ничего понять.

– Ты хочешь сказать, что мы с Машей такие глупые? – обиделась мама.

– Нет, нет, конечно! Просто это всё настолько невероятно, что я сама до конца толком не привыкла. То есть умом понимаю, но до конца воспринять происходящее не могу. Да и Вадька долго в ситуацию врастал. Ну вот, постарайтесь уяснить самое главное – наш мир не единственный.

– Что? – переспросила мама, и гримаска на ещё лице стала ещё более явной.

– Да, – сказала тётя Катя решительно, – наш мир не единственный. Существует великое множество миров…

Но тут мама решительно перебила:

– Ну, знаешь, Катерина, если бы ты была лет на двадцать пять моложе, я предположила бы, что ты обчиталась фантастикой до полного недоразумения. Или у тебя от компьютера мозги вконец завиртуалились. Но в твоём возрасте – это уже не похоже на временное помешательство. Это, как там у вас, у врачей, принято говорить, диагноз окончательный. Ты меня извини, но мне просто страшно оставлять здесь ребёнка. Уже давно доказано, что компьютерная зависимость ничуть не лучше алкогольной или наркотической.