– Остановитесь, прошу месье Люк, выслушайте меня, заклинаю вас…, Маркус черт тебя подери угомонись на секунду…

Однако все было напрасно, ни один не другой не то что не собирались прекращать, а начали вкладываться в свое занятие с удвоенным остервенением. Решив, что силы окончательно вернулись и разумно рассудив, что небеса, не забравшие ее минутой ранее, очевидно не намерены делать этого в ближайшее время, она пошла ва-банк.

Воспользовавшись удобным случаем, когда Маркус и Люк в процессе противостояния максимально отдалились друг от друга, она вскочила со своего места и вклинилась между ними. Маркус даже не глядя на нее проревел: «Убирайся пока я не осквернил оружие твоей поганой кровью».

Было заметно, что Люк, сохранявший до этого самообладание, начинает терять контроль.

– Сударыня ради всего святого в сторону, дьявол уже заждался это грязное ничтожество.

– Нет, – решительно произнесла Эсмеральда. – Тогда убейте сначала меня, а потом делайте что хотите.

Маркус угрожающе приставил острие клинка к животу несчастной женщины. Эсмеральда почувствовала прикосновение холодной стали и, не пытаясь скрыть слёз, прошептала: «Прости».

Затем она обернулась к Люку и, потупила взгляд, дабы не встретиться с его пронзительным взором, который, как ей казалось всегда проникал в самую душу.

– Простите оба.

Только сейчас, Маркус понял всю пикантность ситуации и, медленно отведя оружие в сторону, попятился назад. Осознание, что его соперник является не меньшей жертвой, чем он сам, немного остудило его пыл. Впрочем, понятие «остудило» носило весьма условный характер и не имело ничего общего с прощением, скорее это позволяло ему усмирить своё уязвлённое мужское самолюбие и немного успокоиться.

Люк же, пребывая в полном неведении, запутался ещё сильнее. Мгновение назад всё было предельно ясно: женщина, которую он боготворил, находилась в опасности, и он, не раздумывая, бросился ей на помощь, желая любой ценой покарать мерзавца, посягнувшего на неё. Но сейчас, всё потеряло всякий смысл и превратилось в клубок неразрешимых противоречий. Почему она, рискуя собой, не позволила наказать негодяя, а тот, в свою очередь, имея возможность заколоть её, не сделал этого, хотя всего лишь несколько минут назад был готов задушить, как разъяренный Отелло? За что она просила прощения?

– Что здесь происходит?! – воскликнул Люк.

Эсмеральда стояла молча, не в состоянии поднять глаз.

Маркус усмехнулся.

– А происходит, дорогой месье, последняя сцена того, что, как я полагаю, началось гораздо раньше, но в очередной раз доказывающее, что все бабы одинаковы.

– Что вы имеете ввиду?! – с яростью в голосе произнес Люк.

Маркус фыркнул.

– Боже, какой ты тугой! Когда обломаешь свои рога обращайся за моими.

Повисла тягостная тишина.

Это правда? – наконец сухо спросил Люк, обращаясь к Эсмеральде.

Та, не поднимая глаз, едва заметно кивнула. Лицо Люка превратилось в мрачное каменное изваяние, и лишь судорожное сокращение желваков выдавало всю бурю эмоций, поглотивших его.

Эсмеральду пробрала истерика: ее лицо покраснело, слезы безостановочно потекли по щекам, а тело начало содрогаться от рыданий. Обхватив голову руками, она опустилась на колени и, захлебываясь от плача, повторяла: «Прости, прости…!»

Люк застыл на месте, не удостаивая ее взглядом, и смотрел куда-то в сторону остекленевшими глазами.

Состояние Эсмеральды стало ухудшаться и она буквально начала задыхаться от истерических конвульсий, пронизывающих тело и не позволяющих сделать вдох.

Люк холодно и неспешно поднес палец к губам.

– Тшщ, прошу избавьте меня от этого спектакля.