– А что конкретно? – заинтересовался очкастый умник. И даже блокнотик достал, куда непонятной стенографией записывал понравившиеся ему сведения.

– О, все просто. Бывает огонь беспокоящий. По одному снаряду в час, по одной мине в полчаса. И с неравными промежутками. Просто из вредности характера, чтобы насолить противнику. Шмякают туда и сюда через час по чайной ложке, но на нервы действует, а кому-то может и не повезти. Тут приходится просто уповать на судьбу – и копать поглубже, это отлично спасает, когда ты в окопе. Так что сиди поглубже и поменьше бегай по открытой местности, а то Фортуна вычеркнет тебя из списка везунчиков.

– Да, десять метров окопа лучше, чем два метра могилы, – согласился заряжающий и черкнул несколько закорючек.

Польщенный тем, что его речь стенографируют, словно он видный ученый или солидный политик, командир танка продолжил:

– Дальше идет следующая стадия – огонь на подавление. Сыплют часто и густо. То есть врагу надо, чтобы ты и носа не высунул. Чтобы пукнуть опасался. Чтобы сидел, как таракан под пантойфелем. Тут уже все сложнее, и надо понимать, что пока ты сидишь комочком, тебя могут обидеть – например, подобраться поближе и свалиться тебе на голову вовсе неожиданно. Так на отца с его камрадами канадцы высыпались: пока снаряды по окопам били, эти придурки продырявили заграждения и подползли на дистанцию рывка…

– И как получилось? – уточнил собиратель военных знаний.

– Лайми хорошо учили своих недоумков рукопашной. А уж канадцев и анзаков они совали в самые гибельные дела – не жалко. Но их положили всех, отец и его друзья были не соломенными чучелами. В общем, надо понимать – а зачем враг тебя огнем прижимает? Что ему нужно? Так что таись – но наблюдение веди. Иначе будет неприятный сюрприз.

– Полезно, – черкнул очкарик еще крючков за циферкой 2. И тут же поставил троечку и глянул поверх очков поощряюще.

– И бывает огонь на уничтожение. Когда тебя должны просто выжечь, чтоб одни подметки остались…

– И те на расстоянии в тридцать метров, – хмыкнул Гусь.

– Точно так. Вот это – самое худшее. Когда можно заметить, что огонь ведут вдумчиво, по правилам, с задержками на корректировку и чем дальше – тем гуще и точнее сыплют. Тут уже не отсидишься, потому что будут бить до результата.

– До подметок.

– Да. И здесь либо сидеть, пока не убьют, либо отходить, потому как, скорее всего, убьют. Умный командир это сразу понимает. Опытные зольдаты – и уж тем более офицеры – шестым чувством ощущают, что за них всерьез взялись. Потому под любым предлогом, но вылезай из-под огня. Иначе – закопают оставшиеся вместо тебя ошметья. Снарядами.

– А шестое чувство как проявляется? – очень серьезно спросил заряжающий.

– У всех по-разному. Отец говорил (только не ржать, прохвосты), что у него крутило живот, и затылок леденел.

– Понос, – кивнул без смеха очкарик, стремительно черкая загогулины.

– Нет, не понос. Просто крутило-вертело в брюхе. А кого-то, наоборот, в жар кидает, другой зевать начинает, у того зубы прихватывает, кто ссытся каждые пять минут, словно у него краник сорвало, а кто и да, с поносом. Но чует человек, когда его собираются убить всерьез. По-разному выражается, но чуют люди.

– Ангел-хранитель намекает, что против снарядов не умеет…

– Сказано все точно, только тогда не было «сталинских органов», – добавил Гусь.

– Бывает еще на войне, что просто – не повезло. Удача – ветреная девчонка, не успеешь задрать ей юбку, как убежит, хлестнув тебя подолом по морде, – философски заметил очкарик.

– Моему отцу отчекрыжили пальцы на ногах. «Окопная стопа». Но он считал, что ему повезло. А у Гуся старикан тоже считает, что дешево отделался, по сравнению с теми камрадами, которых барабанный огонь перемешал с землей, – пожал плечами Поппендик.