Если бы среди котов вручали медали за отвагу и непоколебимый авторитет, Мурзик точно получил бы высшую награду. Ни одна собака в округе не смела и близко подойти к их забору, лишь почуяв этого боевого рыжего кота.
Мурзик деловито прошествовал к Паше и начал нагло тереться об его руку, царапая когтями кожу до крови. Паша ойкнул от боли и неожиданности, потерял опору и грохнулся кубарем с подоконника прямо в цветочные кусты, замерев в ожидании реакции бабули.
Но, к его облегчению, старая немного глуховатая Агафья Петровна ничего не услышала на кухне за шумом сковородок.
Пролежав так с минуту и убедившись, что его громкое падение осталось незамеченным, Паша медленно поднялся, стряхивая с одежды листья и землю. Он сердито посмотрел на вальяжно развалившегося на подоконнике кота Мурзика, который самодовольно умывался лапой, и обиженно погрозил ему кулаком. Мурзик лишь презрительно фыркнул в ответ на угрозы и, гордо задрав пушистый рыжий хвост, скрылся в доме через приоткрытое окно.
Паша оглянулся по сторонам и осторожно почесал ушибленную спину, морщась от боли. Вдруг он почувствовал в кармане вибрацию мобильного телефона и достал его, подумав, что ему срочно нужно выйти в интернет и связаться хоть с кем-то в цивилизации – единственное развлечение в этой глухомани.
Но телефон не ловил даже 3G сигнал, хоть убейся. Тогда Паша решил тихонько пробраться на улицу, чтобы отыскать хоть какое-то место, где ловит хоть одна палочка сети.
Он осторожно прокрался к скрипучей калитке, стараясь ступать бесшумно, как хитрая деревенская лиса. Тихо перевёв дух, Паша выскользнул со двора и с облегчением поспешил по деревенской улочке в поисках жизненно важного интернета.
На улице уже сгущались летние сумерки, а на горизонте собирались тучи, предвещая скорый теплый летний дождь. Наступал тот волшебный вечерний час, когда солнце медленно клонится к закату, а дневная духота начинает спадать. Раскаленная пыль, витавшая в воздухе, тихо оседала на пыльных дорогах и крышах старых домов.
Вдруг из тени обочины послышалось бормотание – там, скрючившись в канаве, лежал знакомый местный алкоголик Васька. Половина его заплывшего, заросшего щетиной лица была испачкана прилипшим щебнем, видимо, он в очередной раз ночевал здесь после попойки. Из прорванного кармана выглядывала замызганная сотенная купюра.
Паша на миг задумался, прищурившись и почесав небритый подбородок – а не стянуть ли у пьянице эти деньги, раз уж он в отключке валяется? Всё равно пропьёт при первой возможности, а ему самому эта сотня ой как пригодилась бы! Но тут же одёрнул себя, мотнув головой – если мужик протрезвеет и хватится пропажи, может поднять хай на всю деревню.
Соблазн был велик, но Паша не хотел искушать судьбу. Он решительно отвернулся от алкаша и, сунув руки в карманы брюк зашагал прочь по дороге. Хватит с него проблем, пусть эта сотня лучше достанется местной банде оборотней!
Но стоило ему пройти ещё пару шагов, как вдруг события приняли совершенно неожиданный оборот. Из-за куста размашистой бузины вынырнула невысокая сутулая фигура, в которой Паша с трудом узнал деда Прохора – того самого, о котором только что судачили старухи. В свете угасающего дня его морщинистое лицо с длинной седой бородой казалось высеченным из камня. Дед опирался на кривой клюковый посох, увитый странными резными узорами.
– Эй, городской! – хриплым шёпотом позвал дед, подманивая Пашу скрюченным пальцем. – Иди-ка сюды, дело есть.
Паша замер в нерешительности. С одной стороны, все детективы и фильмы ужасов начинались примерно с такой сцены, и обычно для главного героя это плохо заканчивалось. С другой стороны, старик явно знал что-то о камне с письменами, и Паше до смерти хотелось узнать подробности.