Поужинав щами, от которых во рту остался странный привкус, подозрительно напоминавший сено, и выслушав очередной рассказ бабули о том, как трудно было в её молодости, Паша решил немного развеяться. Он осторожно приоткрыл скрипучее деревянное окно в своей небольшой комнатушке и высунул любопытную голову наружу.

Вечерний воздух был напоен запахами – травы, недавнего дождя, дыма из печных труб и чего-то ещё, неуловимого, что можно почувствовать только в деревне. Паша вытянул шею длинной носатой гусеницей и напряжённо выставил вперёд ухо, жадно прислушиваясь к доносящимся с улицы деревенским сплетням и новостям. Его строгая бабуля Агафья Петровна в это время гремела посудой на крохотной старой кухоньке, и, к счастью, пока ничего не замечала.

Он то и дело озирался, не идёт ли ворчливая бабуля, и напряжённо прислушивался, как настоящий сельский шпион на важном задании, высунувшись по пояс из окна и подставив ухо под струю сочных деревенских новостей.

На скрипучей деревянной лавочке возле соседнего покосившегося забора сидели две местные сплетницы-старушонки и о чём-то оживлённо беседовали, перемывая косточки всей деревне.

– Варвара, ты знаешь, кто вчера опять все помядоры с моей грядки нагло спёр?! Это же наш забулдыга Васька-алкаш, я точно собственными глазами видела! – возмущённо пищала одна сморщенная старушка в цветастом платке.

– Да ну его, Пелагеюшка, этого бездельника-пьяницу! Совсем от рук отбился, ни стыда ни совести! – отвечала ей сокрушённо подруга.

Паша разочарованно вздохнул. И это все новости? Украденные помидоры? Он-то надеялся услышать что-нибудь поинтереснее – например, сплетни о молодёжи, информацию о каких-нибудь местных дискотеках или хотя бы о предстоящей ярмарке, где можно будет развеяться.

Но тут разговор старушек принял неожиданный оборот.

– А вот скажи мне, Варварушка, – понизила голос Пелагея, оглядываясь по сторонам. – Ты заметила, что у старого дуба на поляне опять свечение было нынче ночью?

Варвара поджала губы и перекрестилась.

– Заметила, Пелагеюшка, как не заметить. И Степаныч говорит, что ходил туда утром, следы какие-то чудны́е видел вокруг дуба. Не человечьи и не звериные. Будто кто-то на одной ноге скакал кругами.

– Говорила я, что не к добру это, – прошептала Пелагея так тихо, что Паша едва расслышал. – С тех самых пор, как дед Прохор тот камень с письменами нашёл, неладное творится. Птицы не поют там, а грибы, что вокруг дуба растут, такие странные – не то ядовитые, не то волшебные!

– Да, помню я, как дед Прохор тот камень приволок, – кивнула Варвара. – Три дня потом в горячке лежал, бредил на непонятном языке. А как оклемался, стал вещи чудные рассказывать. Про другие миры говорил, про ворота какие-то…

– Тише ты! – Пелагея резко оборвала подругу. – Разболталась! Знаешь ведь, что нельзя об этом! Сглазить можно!

Они перешли на такой тихий шёпот, что Паша, как ни старался, больше ничего не мог разобрать.

Его любопытство было подогрето до предела. Свечение? Старый дуб? Камень с письменами? Другие миры? Вот это уже гораздо интереснее украденных помидоров! Это же прямо какая-то мистическая история, будто из сериала «Очень странные дела»!

Паша так старался разобрать каждое их слово, что чуть ли не залез по уши в оконную раму, высунувшись по пояс. И вдруг почувствовал, что теряет опору и равновесие.

Паша в последний момент еле успел ухватиться потной рукой за подоконник, чтобы не свалиться кубарем из окна. И тут на оконный выступ забрался огромный рыжий котище Мурзик – настоящая деревенская знаменитость.

У Мурзика было проткнуто ухо после очередной драки, а левый глаз выбит в схватке с соседской собакой. Его потрёпанная рыжая шерсть торчала в разные стороны огненными султанами, придавая облику вид дикого первобытного зверя.