– И в самом деле так все плохо?

Николай II ответил не сразу.

– Не знаю… – наконец проговорил он.

– Но так же нельзя вести себя! Они разве этого не понимают?..

Александра Федоровна умолкла, словно испугалась своих слов. Набожная и суеверная, она со страхом подумала о божьей каре, которая неминуемо постигает любого, кто ведет себя вопреки воли церкви.

И в то же время Александра Федоровна была убеждена – падение монархии не принесет пользы высшим иерархам.

Она искренне любила Николая II и считала его человеком, вобравшем в себя все лучшее, что имел его отец император Александр III и его мать Мария Федоровна, дочь датского короля.

Россия, по ее мнению, не имела права забывать: за триста лет правления династии Романовых страна превратилась в огромную империю от Белого, Черного и Балтийского морей до Тихого океана!

Александра Федоровна была уверена, что беды, навалившиеся на Николая II со всех сторон в последние годы, исходят от его стремления сделать Россию еще более могучей как на Западе, так на Востоке.

Внеочередное заседание Правительства, назначенное премьером Витте на 11 часов 26 января, откладывалось. Ламсдорф, Плеве и Куропаткин были срочно вызваны к императору.

Днем раньше Правительство приняло решение обратиться к Николаю II с настоятельным предложением: срочно возобновить переговоры с Токио при посредничестве Лондона, с которым предварительно была достигнута устная договоренность об участии посла Великобритании в Токио в этих переговорах.

За возобновление переговоров выступило и правительство Франции.

26 января русский посол в Лондоне граф Бенкендорф передал российскую просьбу министру иностранных дел Великобритании лорду Лэнсдоуну.

Прочитав бегло текст послания, Лэнсдоун неожиданно заявил:

– Япония, к сожалению, не желает нашего посредничества, – и, повернувшись спиной к русскому послу, добавил: – Извините, но я занят…

Об отказе Лондона участвовать в переговорах с японской стороной Ламсдорф узнал через два часа, и тотчас доложил Николаю II.

В этот день Правительство так и не собралось.

…Рано утром 27 января Фредерикс вошел в спальные покои императора и, извинившись, подал ему срочное донесение от наместника на Дальнем Востоке генерала Алексеева.

Вид у Фредерикса был встревоженный.

«Всеподданнейше доношу, Ваше императорское величество, – начал быстро читать Николай II. – Около полуночи с 26 на 27 января японские миноносцы произвели внезапную минную атаку на эскадру, стоящую на внешнем рейде крепости Порт-Артур. Причем броненосцы „Ретвизан“, „Цесаревич“ и крейсер „Поллада“ получили пробоины, степень их серьезности выясняется. Подробности представлю дополнительно».

– Проклятые макаки! – выругался Николай. – Они, видимо, забыли, с кем имеют дело!..

Фредерикс заметил, как потемнели зрачки у императора, и лицо его побагровело.

– Я могу идти, ваше величество? – спросил Фредерикс, выждав некоторое время.

Николай II качнул головой, но когда Фредерикс был уже у двери, остановил его вопросом:

– У нас сегодня встреча с предводителем бессарабского дворянства на сколько назначено?

– На десять утра, ваше величество. Отменить?

– Нет, – жестко ответил Николай II. – Мы не станем ничего менять. Не велико событие, чтобы из-за него менять наши планы. И вообще… я смотрю на все это, как на укус блохи!

Фредерикс поклонился и вышел. В какой-то степени он был даже обрадован тем, что император спокойно отнесся к сообщению наместника. Но в то же время старый и опытный Фредерикс понимал – это не конфликт. Это необъявленная война…

Из бумаг военно-морского ведомства, поступающих на имя государя, Фредерикс знал, что Россия могла выставить на море не более семидесяти изрядно послуживших кораблей.