– «Коктейль Молотова»?!

– Так точно, Борис Николаевич: раствор белого фосфора в углероде.

– Тоже – для костров?! Не слишком ли?

Даже сидя, Кобец умудрился вытянуться, как в строю: понял, что инициатива наказуема. Огнеопасна, то есть. Тем паче – с применением огнеопасных средств.

– Борис Николаевич, бутылки получат только специально подготовленные люди – для применения их в особых случаях и только по команде «сверху»!

Словно иллюстрируя текст, Кобец выразительно поиграл бровями – и Ельцин благодушно махнул рукой:

– Дальше!

– Вопросы питания и размещения «личного состава народного ополчения» решены. Определены магазины, столовые, кооперативные рестораны и кафе, которые будут кормить «защитников Белого дома». С транспортными предприятиями решён вопрос о количестве и составе техники, которые они выделят нам для «обороны Белого дома» и прочих хозяйственных нужд. Под это количество определён лимит и источники снабжения горюче-смазочными материалами.

Закончив доклад, Кобец старательно закашлялся: опытный генерал-царедворец делал тактическую паузу, чтобы определиться с реакцией «царя Бориса», и в случае необходимости, на ходу внести в коррективы в «откорректированный план».

Раздумывая над приговором, Ельцин «на минутку отлучился в себя». Не только Кобец – но и всё «высокое собрание» застыло в ожидании «высочайшего рескрипта». Наконец, Борис Николаевич «вернулись».

– Ты сказал, что этот твой план…

– «Икс», Борис Николаевич.

– Да: «Икс»… Ты сказал, что он предусматривает организацию широкого народного протеста…

– Так точно, Борис Николаевич.

Кобец насторожился: в очередной раз не сразу почуял, «откуда и куда дует ветер». Оно и понятно было… не понять: второго такого непредсказуемого человека, как Ельцин, ещё поискать – и то без гарантий на успех. С одной стороны, Борис Николаевич был наглядным воплощением классического простонародья: «одна нога топотит – а другая не хотит». С другой – олицетворял собой классику российского самодержавия: с какой ноги встанет – так и пойдёт. Может – за тобой, может – по тебе. У «государя всея Руси» было «семь пятниц на неделе» – и с каждой они находились в неустойчивых отношениях.

Но, похоже, на этот раз генерал трепетал «избыточно и досрочно»: Борис Николаевич всего лишь «влезал в детали». Влезал, хоть и по-медвежьи – но вполне мирно.

– «Так точно», говоришь… Ну, и насколько широким будет этот твой «народный протест»?

Несмотря на будто бы подходящий момент, Кобец не стал красиво задумываться. Потому что подходящим момент был только для непосвящённых. Для посвящённых он был другого рода: момент истины или момент выбора. Как и все «медведи на воеводстве», Борис Николаевич не жаловал раздумье напоказ, да ещё в строю, где отвечать полагалось, не задумываясь, но и не сочиняя. Неготовность к докладу Ельцин, конечно, не приравнивал к измене лично себе – но зарубку на память делал. Как и все популисты – суть люди слова, он нуждался в людях дела: генераторах идей и толковых исполнителях. Памятуя об этом, генерал-царедворец подтянул живот.

– Мы готовим запасы… хм… материалов и продовольствия на двадцать тысяч человек, Борис Николаевич.

– Двадцать тысяч?!

Реакция Ельцина на этот раз не ограничилась хмарью – и лицо его перекосило негодованием.

– На восьмимиллионную Москву – двадцать тысяч?!

– А, по-моему – верный расчёт, Борис Николаевич, – отважно крутанул ус вице-президент Руцкой. – Свидетельствует о серьёзной подготовке именно к работе, а не к «забрасыванию шапками». Вы же знаете, Борис Николаевич, что, согласно данным социологов, политически активный элемент составляет менее одного процента от общей численности населения.