С этими словами он пристально посмотрел на меня, и я ощутил, что невольно краснею от смущения под этим долгим изучающим взглядом.

А была ли семья и впрямь охвачена горем? Так ли уж искренне домочадцы миссис Инглторп оплакивают ее кончину? Я понял, чего не хватает атмосфере Стайлз-Корта – неподдельного душевного тепла. Умершая не владела даром вселять любовь в сердца ближних. Ее смерть могла вызвать у них ужас, потрясение, но никак не глубокую скорбь.

Пуаро, казалось, прочел мои мысли. Он грустно покачал головой.

– Что ж, вы правы, ведь, в конце концов, их не связывали кровные узы. Она была добра и великодушна к этим Кавендишам, но не стала им родной матерью. Голос крови нельзя недооценивать, голос крови никогда не удастся заглушить!

– Пуаро, – не вытерпел я, – признайтесь, бога ради, с чего это вам приспичило узнать, хорошо ли миссис Инглторп поела прошлым вечером? Я все это время ломал голову над вашими словами, но так и не смог сообразить, какое отношение это имеет к расследованию?

Пару минут он хранил молчание, вышагивая рядом со мной. И наконец заговорил:

– Я не против дать объяснения, хоть, как вы знаете, и не люблю раскрывать карты до завершения расследования. На данный момент существует подозрение, что миссис Инглторп умерла от отравления стрихнином, предположительно подмешанным в ее кофе.

– И что из этого?

– Так-так, а в котором часу вам подавали кофе?

– Примерно в восемь.

– Стало быть, выпить его она должна была не позже половины девятого. Ну, или, ненамного позже. Что ж, стрихнин – довольно быстрый яд. Его действие ощущается очень скоро, приблизительно через час после приема. Однако в случае миссис Инглторп симптомы не дают о себе знать до пяти утра: девять часов проходит с момента, когда она сделала последний глоток кофе! С другой стороны, сытная тяжелая пища, принятая в то же время, что и яд, может замедлить его действие, хотя и не на такой срок. Тем не менее, этот фактор нельзя сбрасывать со счетов. Но, по вашим словам, жертва почти ничего не съела за ужином, и все же признаки отравления не проявились до следующего утра! Любопытное обстоятельство, друг мой. Разумеется, кое-что на этот счет мы выясним после вскрытия. А пока просто сделаем заметку на память.

Когда мы приблизились к дому, нам навстречу вышел Джон. Лицо его было осунувшимся и усталым.

– Чертовски неприятная история, мсье Пуаро, – сказал он. – Гастингс объяснил вам, что мы не желаем огласки?

– Всецело вас понимаю.

– Видите ли, пока что это сплошные подозрения. Никаких доказательств.

– Вот именно. Следует соблюдать величайшую осторожность.

Джон достал портсигар и, закурив, взглянул на меня.

– Уже знаете, что этот проходимец Инглторп вернулся?

– Да, я столкнулся с ним у ворот.

Джон швырнул спичку на ближайшую клумбу. Педантичная натура Пуаро была не в силах вынести подобное святотатство, он тут же подобрал ее и аккуратнейшим образом закопал.

– Ума не приложу, как теперь с ним обращаться, – продолжал Джон.

– Едва ли ваше общение продлится слишком долго, – тихонько заметил Пуаро.

Эта загадочная реплика явно поставила Джона в тупик. Все еще размышляя над ее значением, он вытащил из кармана два ключа – те самые, которые передал ему утром доктор Бауэрштейн.

– Покажите мсье Пуаро все, что он захочет увидеть.

– Так эти комнаты заперты? – спросил Пуаро.

– Да, по распоряжению доктора Бауэрштейна.

Пуаро задумчиво кивнул.

– Видимо, он был уверен в своем заключении. Что ж, это весьма облегчает нашу задачу.

Мы вместе поднялись в комнату, где произошла трагедия. Для удобства читателя прилагаю план комнаты с ключевыми предметами меблировки.