– Ici Pierre. Bonjour, monsieur!9

– Bonjour, Pierre, – ответил немец слегка нервным голосом.

– Вы получили мое письмо? – спросил голос.

– Да, – слово вылетело из уст Мойциша, как пуля. Он хотел быть уверенным, что оно дойдет до ушей его собеседника и не будет искажено телефонной сетью столичной Анкары.

– Отлично. Я буду ждать вас сегодня вечером. Au revoir, monsieur!10

И в телефоне воцарилась тишина; вот и случилось. Мойциш стоял неподвижно, все еще с трубкой в руке, и только теперь почувствовал то страшное нервное напряжение, с которым он ждал от этого короткого разговора. Несмотря на напускное, как догадался Мойциш, безразличие Йенке, несмотря на явный скептицизм Папена, указывающий на многочисленные проблемы и призрак беспрецедентного скандала, если камердинер окажется сознательным орудием врага, «атташе» верил в успех. И Йенке, и Папен умыли руки после одобрения Берлина, предоставив Мойциша действовать самому. Риск, вероятно, казался им слишком большим, чтобы связывать с ним свои имена и достоинство.

Теперь, когда Мойциш появился у дверей посла, чтобы забрать деньги, привезенные тому курьером, Папен еще раз предупредил его о последствиях, которые повлечет за собой провал дела, и еще раз подчеркнул, что он не хочет ничего общего с этим делом. Ну что ж, шпион был этому даже рад. Иногда в жизни всё ставиться на одну карту. А если ему повезет, то весь выигрыш достанется ему одному, без каких-либо партнеров. Причем он не так уж сильно рисковал.

Посол взял со стола пачку банкнот и протянул её Мойцишу. Того поразил её размер; невозможно было спрятать эти деньги в карманах. Большинство банкнот было небольшого достоинства: достоинством в десять и двадцать фунтов; самые крупные – по пятьдесят фунтов. Поразительно было и то, что большинство банкнот были новыми, как будто вышедшими прямо с монетного двора.

Папен тоже это заметил.

– Очень свежие, как только что из печати, – пробормотал он.

– Видно, не было возможности их использовать, – предположил Мойциш.

– Только будьте осторожны, чтобы эта возможность не причинила мне никаких хлопот, – еще раз предупредил Папен. – Пожалуйста, помните, что слово «блеф» английского происхождения.

Несмотря на всё уважение к послу, Мойциш, уставший от его резких высказываний, принялся демонстративно пересчитывать деньги. Больше всего его разозлило то, что остерегал его перед англичанами старый шпион, но запятнанный сердечной дружбой с Нэтчбуллом-Хьюджессеном. Папен был вынужден приостановить свою дружбу на время войны, но Мойциш не сомневался, что бывший канцлер всё еще испытывает симпатии к британскому дипломату.

Ровно в десять часов вечера возле дома посольского садовника, где уже ждал Мойциш, появилась тень. Это был «Пьер». Не теряя ни минуты, двое мужчин направились к зданию посольства и через мгновение оказались в комнате «атташе». Окна были плотно занавешены. Когда с потолка пролился свет, Мойциш посмотрел в лицо своему гостю. Оно казалось странно веселым, черные глаза потеряли нервозность, которая присутствовала еще несколько дней назад.

«Пьер» перешел прямо к делу:

– Деньги при вас?

Получив положительный ответ, он полез в карман и достал две кассеты, используемые в фотоаппаратах Лейка. Он протянул раскрытую руку, но на такое расстояние, чтобы её можно было тут же отдернуть. Мойциш понял значение этого жеста и, не говоря ни слова, повернулся к двери бронированного сейфа. Мгновение спустя в его руках появилась пачка британских банкнот.

Двое мужчин стояли лицом друг к другу, каждый стремясь как можно скорее завладеть имуществом другого.