– Я его к закату видела, – сказала одна из женщин. – Пьяный был.

Потап разочарованно махнул рукой, остальные начали переглядываться, опускать высоко поднятые факелы. Но тут опомнился Колай.

– А ну, – рявкнул он, – шевелитесь! Ребёнка спасаем!

Он выхватил у кого-то факел и поднял его повыше. Другой рукой поймал Дарёну за локоть, выдернул из объятий мельничихи и, подволакивая девочку за собой, двинулся к частоколу. В один шаг кузнеца помещалось её три, тянул он так, что, казалось, вот-вот руку оторвёт. Следом побежала мельничиха, а за ней потихоньку потянулись остальные. Федот, посмеиваясь, пристроился в хвост процессии. Тётка сделала пару шагов за калитку, но махнула рукой и вернулась на двор.

– Далеко не ходи, лешак старый, – крикнула она мужу вслед.

К воротам дошли бодро, но перед ними застопорились. Долго решали, кому их караулить: ночью нараспах же не оставишь, а то упырь какой влезет! Дарёна смотрела на препирающихся взрослых, и даже ей было ясно: за ворота идти охотников нет, кроме разве что Колая, который пытался соседей торопить. В итоге решили тянуть жребий, и выпал он Потапу. Он, довольный, принялся командовать, чтобы принесли лестницу, ему до верха подняться, ворота открыть помогли.

Спасителей оказалось не так много, как Дарёне показалось у дома. Потап, Колай с Кузьмой, Вторак с сыном Вячко, ещё двое молодых – Данко и Завид, задиры и хулиганы. Дарёне повезло, что парни были её старше, иначе – девочка была в этом уверена – доставалось бы ей от них, мама не горюй. Всего семеро мужиков, не считая Федота, да три бабы: сама мельничиха, её подруга Верея и Немира, вдова, не хуже иных мужиков державшая хозяйство. И они ночью в лес идти собрались? Против ведьмы воевать? По дороге ещё, может, и пройдут, но там ли Златка? Кто осмелится за ней в чащу пойти? Заставят ли идти её? Дарёна сжала сквозь рубашку бабушкину птичку. Сможет ли она от ведьмы уберечь? Эх, не догадалась она спросить у Желана!

Мужики споро, в четыре руки, вытянули из пазов брус и распахнули створки. Дарёна сжалась, ожидая, что снаружи обязательно прилетит морозное дыхание иной стороны, но воздух остался недвижим. Запахло разнотравьем. Девочка всё равно вот так запросто не рискнула бы выйти за порог, но Колай наскоро провёл рукой по полукругу, от сердца до пупка, рисуя богинин серп, снова ухватил Дарёну за локоть и первым шагнул в ночь.

Полная луна висела в зените безраздельной хозяйкой небосвода. Свет её был белым и ярким, ярче и чище любой свечи, но деревенские не рисковали поднимать на неё глаза. Даже звёзды и те старались держаться от своего пастуха подальше, оставляя тёмно-синее небо практически чистым. Все знали: через полную луну с того света смотрят мертвецы. Заглядишься на неё подольше, и может случится так, что твоё тело займёт чей-то беспокойный дух.

Но по большому счёту мир за частоколом изменился несильно, не превратился ни в потустороннее царство, ни в чертоги Смерти. Всё так же расстилались перед деревней поля: одно пахотное, одно заливное, слева гребёнкой чернел близкий лес. Всё было так же, как днём… и одновременно совсем не так. У Дарёны было чувство, что её посадили смотреть сквозь мутную воду, а через неё, сколько не вглядывайся, ни деталей, ни цветов не различишь. И – не поймёшь, стоит перед тобою сломанное непогодой дерево или жадное до крови чудище. Свет факелов нисколько не помогал, вычерчивая из мрака только дорогу под самыми ногами и награждая привычные вещи ломаными тенями. Дарёна тряслась как осиновый лист, оглядывалась и сжимала сквозь рубашку бабушкину птичку. Ей казалось, что любая из теней может вот-вот броситься на них. Ещё никогда до этого Дарёна не бывала ночью за частоколом. Ей говорили нельзя, и она слушалась. Тем более и самой страшно было, куда там запреты нарушать.