– Только попробуй взрослым скажи, что нас видела!

Дарёна удивлённо моргнула: что они задумали, чтобы от взрослых прятаться?

– А скажешь, – влезла одна из близняшек, – мы тебя в лес заведём и ведьму позовём!

Вот тут Дарёна вздрогнула: а ведь правда, могут насильно в лес отвести, а взрослые даже внимания не обратят, скажут, играются девочки.

– Что, боишься ведьму? – спросила вторая близняшка. Презрительно вздёрнула подбородок. – А мы – нет! Смотреть её идём!

– Ты чего болтаешь?! – взъярилась Златка, толкнула подружку в плечо.

Дарёна от удивления даже трястись перестала. Они это серьёзно? Ведьму смотреть? Она им зверь диковинный на ярмарке, что ли? Златка отпихнула близняшку и наклонилась к Дарёне, схватилась за край ведра, словно хотела его отнять, но даже не попыталась дёрнуть.

– Если хоть кому скажешь, – прошипела она Дарёне прямо в лицо. Та не выдержала её взгляда, потупилась. Стала смотреть на красную обережную нитку на Златкином запястье. Поп, как водится, мельничиху за такие нитки ругал, она каялась, но делать продолжала по-своему, а Златка носить – ни у кого ж таких больше не было!

– Если растреплешь кому, – продолжила Златка, – я всем скажу, что ты к ведьме в ученицы ходишь!

Воздух у Дарёны в горло не вошёл, она вскинула на Злату глаза. Близняшки засмеялись: мы подтвердим, мол. Им троим поверят скорее, чем ей, это Дарёна знала точно.

После того как девочки ушли в сторону частокола, Дарёна поднялась и стала скорее набирать воду. Ой, попадёт ей от тётки, ой, попадёт! Первый страх отошёл, и Дарёна подумала, что Златка, наверное, снова поспорила с Ваньком, кто храбрее. Сейчас они с близняшками выйдут за ворота, схоронятся так, чтобы их не заметили, посидят до вечера, а потом враки будут баять, как ведьму встретили и как от неё убегали.

Дарёна наполнила вёдра, подцепила на коромысло и поспешила к дому. Ну их, пусть играют как хотят. У неё других дел навалом, ещё мельничиху или кузнечиху искать по всей деревне не хватало, чтобы рассказать!

Тем более готовки к новоселью хватило до самого позднего вечера.

– Ох, ну всё, – тётка выдвинула из зева чугунок с недошедшей кашей: доготовить её нужно будет уже в новом доме. Прислонила ухват к печи и плюхнулась на табурет, по-мужски широко расставив ноги. Грузное тело её, словно квашня из переполненной кадушки, оплыло вниз складками. Тётка поддёрнула подол старой замызганной юбки из грубого полотна, открывая отёкшие и посиневшие лодыжки, и махнула рукой Глашке. – Иди спать, тягостная.

Бабушка и Марыська с младшими девочками ушли спать в подклёт уже давно: бабушка устала, от младших ещё не было особого толка, Марыська заныла, и тётка сжалилась, отпустила и её. От Глашки в последний час тоже не было никакой помощи. Она сидела на лавке у красного угла с иконой, поддерживая не праздное пузо, и жаловалась, как устала носить ребёночка и поскорее бы ей разродиться. Даже лик богини, казалось, уже взирал на страдалицу из-под слоя пыли не сочувственно, а с отвращением. Дарёна тоже поспешила сесть, пока её снова никуда не погнали. Она выбрала место под оконцем с открытой задвижкой и подальше от пышушей жаром печи. Душная ночь совсем не приносила прохлады, а полная луна, глаз мертвеца, висевшая над забором, нескромно заглядывала в избу, но казалось, что дышать тут чуточку легче.

– А ты куда? – окликнула её тетка. – Тебя я не отпускала, бестолочь рыжая. Уберись сначала!

Девочка с тоской посмотрела на гору грязной посуды и заляпанный стол. Они весь день возились втроём, а убирать теперь ей одной.

– А утром, – продолжила тётка, – не забудь кошку поймать. Пожрать ей в сарае поставь и закрой там. Как пойдём в новый дом – достанешь.