Высокое солнце палит нещадно, и видно, как ожидающие на остановке, прикладывают руки козырьком к глазам и следят за маленьким водителем необычного транспортного средства…

Остановки как таковой здесь не было. Был натоптанный за долгие годы многими сотнями людей утрамбованный пятачок – без трещин, без травы. По краям дороги слой пыли толщиной в добрую ладонь. Сбоку – канавы, наполненные грязной дождевой водой и несколько большущих луж. Лето хоть и жаркое в этом году, но дожди зачастили. Вот и сейчас из-за того высокого, длинного подъёма, что проглядывает через вибрирующее марево вдалеке, и на который взбирается серой змейкой грунтовой тракт, медленно выплывает маленькое чёрное пятно.

1.

– Стороной пройдёт, – уверенной скороговоркой частит толстая бабка в длинной чёрной юбке, сидящая на двух здоровенных тюках. На голове старухи чёрный с яркими жёлтыми и красными цветами платок. Она лихо лузгает семечки и выплёвывает их на площадку перед собой. Несколько чешуек прилипло к её волосатому с бородавкой подбородку, но она их не замечает.

– Знамо, стороной, – лениво зевая и потягиваясь, отвечает ей высокий худой мужчина в серой со множеством мелких отверстий шляпе, – вон туда идёт, – машет он куда-то в сторону. На нём чуть коротковатые, хорошо выглаженные чёрные штаны, рубашка снята и небрежно переброшена через левое плечо. В правой руке – серая сетка с большими ячейками, в ней газетные пакеты, на одном из которых проглядывается селёдочное пятно. Бутылка водки, обёрнутая в серую упаковочную бумагу, хлеб, три банки рыбных консервов. Старая, заношенная, непонятного цвета вытянутая майка совсем не гармонирует с аккуратностью этого высокого мужчины:

– Да, пройдёт… Мож, чуток заденет, пыль собьёт.

– Аккурат накроить, – это суховатый старичок, что стоит чуть ближе старухи к дороге. Его кручёные пальцы сжимают набалдашник какой-то самодельной трости, чуть кривой, но с красивой резной ручкой. На старике серая кепка, длинная косоворотка, подвязанная поясом, тёмно-серые с вытянутыми коленками штаны, пыльные штиблеты неопределённого возраста и цвета: – Через часик, коль не уедем и накроить, как пить дать!

– Да помолчи уж, старый… Что зря брехать-то?! – бабка явно устала от ожидания и поэтому не скрывает своего раздражения. – А ты, паря, куда собрался? – обращается она совершенно другим, сладковатым голосом к Мишке.

– Да я в Боровое, на детские дачи…

– А-а-а, ну тада за нами с дедом бушь. Седай вот туды, в тень, а то солнышко нето… Кепка-то где, нет чё ли?

Очередь установлена, и больше Мишку в этой компании ничего не интересует. Он отходит к ближнему жиденькому кусту, садится в его решетчатую тень и начинает наблюдать, как плавают в луже три утки и селезень. Пахнет клевером, полынью, пыльной дорогой, затхлой водой и утиным помётом. Совсем не городской запах вносил какую-то новизну ощущений, и Мишке нравится вдыхать этот необычный, не пахнущий мокрый асфальтом и домами воздух…

– Да тормози ты, Василий! Уснул чё-ли? – дребезжащий голос старухи выводит Мишку из состояния лёгкой дрёмы.

По дороге, виляя, сильно пыля, гремя деревянными бортами и прыгая на ухабах, едет старенький грузовичок. Видимо, старик и правду задремал, как и Мишка, а потому махнул поздно. Правда мужчина голосует значительно активней, даже что-то при этом ещё и выкрикивает. Так как очередь была не Мишкина, то он и не спешил принимать в этом участия. Он так, из праздного любопытства, наблюдает за происходящим, прикрыв один глаз и растянувшись на траве.

2.

А видна ему следующая картина: трое устроили воистину спринтерский забег за уходящей машиной, при этом бабка умудрилась взвалить на себя две котомки, которые сильно мотыляются у неё на спине. Мишка хихикнул: – Две попы у одного человека.