Вот это фарт! За один день сразу на трёх машинах, да ещё второй раз в кабине! Мишка быстро обегает нос машины и дёргает ручку, но дверь не поддаётся.

– Сильней, паря! Вниз тяни, – у водителя голос грубый, хриплый.

Машина, конечно, не военная, но машина! Краска местами сколота, и проступает ржавчина. В кабине пыльно и пахнет бензином. А вот сидушка мягче, чем на военном «ЗИЛке», но коричневый дерматин сильно потрескался и местами из него торчит поролон. Шорты цепляются за эти трещины, и голым ногам колко. Местами чувствуются металлические пружины, что слегка выпирают на сиденье бугорками. Кабина сильно гремит, да и стёкла дребезжат… Но машина же!


4.


Бортовушка тронулась с места и, переходя на вторую скорость, резко дёрнулась, в коробке передач что-то затрещало… А потом она ровно пошла и, слегка завывая, начала набирать ход.

– Тебе в Боровое-то зачем, малец? – спросил здоровенный водитель, не глядя на Мишку.

– А я к маме еду, она у меня на даче работает. ДСК знаете?

– Это за Боровым, в бору крайняя будет?

– Ну, да! За нами только поля с горохом, да большущий бор, а дальше за полем стройка какая-то. Пионерский лагерь строят.

– «Юбилейный» что ли?

– Во, да, «Юбилейный»!

– А батя есть?

– Да, он в городе, работает…

– Значит, батя в городе, а мать на дачах, а тебя это, одного отпустили, да?

– Не, у нас продуктовая машина на выезде из города сломалась, прямо рядом с магазином, где хлеб и папиросы продают…

– Знаю, синие ступеньки…

– Не, зелёные ступеньки и козырёк…

– А я и говорю – зелёные… И как ты до сюда добрался-то?

– На военном «ЗИЛке», – с гордостью отрапортовал Мишка, приложив руку к воображаемой пилотке.

– Ты говори, говори… А то я вторые сутки за рулём, усну ненароком, – впервые улыбнулся водитель.

И тут Мишку прорвало и он, со всем своим красноречием, пустился описывать новенький «ЗИЛок», его громадные колёса, мощный руль и, конечно же, жуткую сирену… Он и не заметил, как в кабине резко потемнело, а машина подошла к главному, более чем полуторакилометровому, подъёму. Теперь она перешла на пониженную передачу и медленно ползла вверх, сильно подвывая.

А там, как будто зацепившись своим брюхом за кромку подъёма, висела огромная чёрная туча и всполохами чертила горизонт. Тёмная полоса дождя уже заметно быстро приближалась к грунтовому тракту, быстрее, чем двигалась их машина. И чем выше подъём, тем натужнее рёв двигателя и медленней ход машины…

– Только бы до ливня на этот подъём влезть, а там пронесёт, – не громко, но так, чтобы Мишка всё же услышал, говорит водитель.

Машина, хоть и ревела, дрожа всем своим металлическим стареньким телом, но ползла уже совсем медленно, как пешком. Мишка представил, что, пожалуй бы, он её сейчас без особых усилий обогнал, даже и не напрягаясь.

Шофёр до упора вдавил педаль газа и нервно дёргал время от времени подсос, но тот, то ли не работал, то ли Мишка это не замечал.

Туча накрыла всё пространство над ними, и было видно, как ливень коснулся полосы дороги, и та закипела. Дождь быстро сбивал толстый слой пыли, превращая его сначала в жидкое месиво, а потом в коричневые ручейки, что, сливаясь, хлынули вниз по дороге, образовав грязевой поток.

– Щас долбанёт! – крикнул шофёр в каком-то диком азарте. – Держись, малец!

Мишка и так вцепился в ручку на передней панели, и сжал пальцы так, что стало больно.

И, действительно – долбануло, так долбануло! Сначала вслед за молнией, что сверкнула где-то за кабиной машины, раздался страшной силы гром, что тряханул машину, а в следующий момент Мишка почувствовал, как машина потеряла устойчивое сцепление с дорогой и её начало юзить, стаскивая к высокой обочине.