Мгновенно застываю на месте и оборачиваюсь к нему с неморгающим взглядом.

— Я был вчера у тебя дома и говорил с твоей мамой, — признаётся.

Теперь его поникшее состояние обретает смысл.

— Ты должна была сказать, — уверенно заявляет. — Это ведь и мой малыш.

От того, как резко теплеют его глаза после произнесённых слов, горло начинает стискивать оковами непролитых слёз.

— Не твой, — несмело и негромко говорю.

— В смысле? Неважно, что между нами произошло! Я никогда не откажусь быть отцом.

— Всё просто, Костя, — болезненно ухмыляюсь и чувствую, как к глазам подступают непролитые слёзы. — Не ты отец.

Сбегаю по лестнице, пока собственные слова набатом повторяются в голове.

Двенадцатый этаж – самое то, чтобы пробежкой привести мысли в порядок.

Немного успокаиваюсь, когда понимаю, что Костя не бежит за мной, дабы догнать.

Слишком озадачила его произнесёнными словами? Причинила боль?

Значит, один – один.

В одну секунду слёзы застилают глаза, а я теряю счёт ступенькам, которые переступаю. 

Путаюсь и понимаю, что уже лечу куда-то вниз.

Бетон оставляет болючие отметины на теле. Приземляюсь, больно ударяясь копчиком. И реву.

Полностью даю волю слезам.

И в большей мере не потому, что так глупо упала с этой чёртовой лестницы, а от того, что не понимаю, в какой момент моя жизнь настолько сильно изменилась.

Всё ведь было так хорошо, а теперь я в полнейшем замешательстве и непонимании, что делать дальше.

— Кира? — раздаётся где-то совсем близко. — Господи, что с тобой?

Крепкие руки Матвея Мирославовича обхватывают и поднимают с холодной ступеньки.

Он обхватывает моё лицо, пытаясь заглянуть в глаза, но я не даю этого сделать – гипнотизирую взглядом пол.

Откуда он тут взялся вообще? 

Или мой мозг просто решил пошутить надо мной, и это всё иллюзия?

Но нет же, аромат, голос и касание рук к телу вполне реальное.

— Пошли, — оценив моё состояние, тянет и заводит в одну из квартир, предварительно открыв дверь.

Пытаюсь успокоиться и не стоять истуканом.

Замечаю, что Матвеев снимает с меня курточку.

— Что Вы, — испуганно понимаю, что здесь вообще произошло пару минут назад. — Извините. Я просто случайно упала. Ничего страшного. Сейчас пойду домой.

Отскакиваю, вновь пытаясь застегнуть куртку, но пальцы так дрожат, что совершено не слушаются.

— Стоять, — строго гаркает он и возвращает обратно, всё-таки снимая куртку. — У тебя куртка порвалась, и локоть разбит до крови. Хочешь инфекцию занести? Не пойдёшь никуда, пока не обработаем.

Мне ничего не остаётся, как послушно пойти за ним в ванную комнату и позволить промыть локоть водой.

Ужасаюсь, потому что кровь, и правда, течёт активно и выглядит достаточно неприятно.

— Больно, — закусываю губу, когда ощущаю касание воды к повреждённой коже.

— Терпи, — строго произносит Матвей Мирославович, но его касания становятся нежнее и аккуратнее.

Он, не жалея, вытирает и обматывает мою руку в белое махровое полотенце и ведёт в другую комнату.

Гостиная.

Быстро достаёт аптечку, и мне становится не по себе, так как больно будет однозначно.

— Страшно то как, — сглатываю слюну, но тем не менеепротягиваю Матвееву свою руку.

Айкаю, когда он заливает рану перекисью, а сердце уходит в пятки от того, как осторожно Матвей дует на кожу в эту секунду.

Даже не сразу замечаю, когда кончается обработка и он фиксирует ватку с заживляющей мазью бинтом.

— Сейчас сделаю чай, — говорит и, поднимаясь, идёт в кухню.

В голове творится такой кавардак, что противиться ну никак не получается.

Единственное, на что хватает сил, пойти следом и предложить свою помощь.

— Где чай? — спрашиваю с благодарной улыбкой на губах, и наши взгляды тут же встречаются.