Ольга была уверена в том, что вместе они победят его болезнь.

– Гриша, вспомни, что тебе говорили в госпитале. О том, кто ты, как жил, какие друзья были.

– Помню только то, что я – воспитанник детского дома. И никаких родственников нигде нет. Эти данные были в моем воинском личном деле.

– А вот как ты приехал в Калугу и нашел этот дом? Тебе кто-то говорил этот адрес? Кто?

Григорий когда волновался, он всегда сжимал голову руками, эта привычка появилась после госпиталя. Он этим как будто просил мозг мобилизоваться, чтобы вспомнить нужный момент. И сейчас он сел на диван, ладонями сжимая виски, с трудом справляясь с приступом головной боли… Потом поднял глаза на Ольгу и неуверенно сказал:

– Мне никто не говорил.

– Гриша, а куда ты пошел, когда вышел за двери госпиталя?

– Оленька, я как сейчас помню, что меня не просто выписали из госпиталя. Меня же хотели определить в дом для военных инвалидов. Я там мог бы жить всю жизнь под наблюдением врача, за мной бы там ухаживали, кормили, поили, показывали кино… Мне об этом говорил главный врач госпиталя. Но я отказался. Сказал, что мне есть куда ехать. Меня выписали, я вышел за ворота госпиталя, и полдня сидел на какой-то остановке и думал, что мне делать дальше.

Григорий продолжал говорить медленно, подбирая каждое слово. Ему даже простая речь давалась нелегко. Он боялся показаться неадекватным. Ольга гладила его руки, она их держала в своих и подбадривала его взглядом.

– Потом я услышал, что кто-то спрашивал водителя, идет ли этот трамвай до вокзала. Водитель ответил утвердительно. И я подумал, что именно на вокзал мне нужно ехать. На вокзале я подошел к расписанию движения поездов. Это место мне показалось уже знакомым.

– Что ты вспомнил, что именно показалось тебе знакомым, ты видел это расписание поездов когда-то раньше?

– Мне казалось, я его изучал, готовился встречать кого-то.

– Да, Гришенька, ты все правильно говоришь! Я после летней сессии в июне собиралась к тебе приехать на несколько дней. Ты мог изучать расписание, потому что обещал встретить меня. У нас в Рязани жили родственники, и ты обещал встретить меня и проводить к родным.

– Правда, Оленька? Значит, что-то тогда оставалось в памяти.

– Кстати, у меня ведь все твои письма до сих пор целы. Я бережно сохранила все до одного. И сейчас они во Владивостоке. Я же говорила тебе, что по окончании института получила направление на работу во Владивосток.

Ольга задумалась на минутку, а потом воскликнула:

– Гриша! Я позвоню соседке, которой я оставляла ключи. Попрошу ее взять из моей квартиры одно из твоих писем, сфотографировать и отправить мне сюда по интернету. И мы сравним почерк твой и тот, которым писал мой Гриша. Если почерк будет одинаков, значит, ты еще раз убедишься в том, что ты и есть Григорий Дмитриевич Кораблев.

Теперь Григорий сидел в оцепении, обдумывая какую-то мысль, которая казалась ему очень важной.

– Гриша, о чем ты думаешь?

– Ты говоришь, что Кораблев Григорий имел отчество Дмитриевич?

– Конечно.

А ведь он действительно мог быть моим отцом… – задумчиво сказал Григорий.

– Кто мог быть твоим отцом?

– Оленька, ты знаешь, я сейчас анализирую свое возвращение домой. Я не знаю, что меня заставило взять билет до Калуги. Я помню, что долго рассматривал расписание там, на вокзале. Название города «Калуга» мне почему-то сразу понравилось, красивое название. Я решил, что в первую очередь я поеду в Калугу. Прошлого я не помнил, но неплохо ориентировался в реальном сегодняшнем мире. У меня были документы на инвалидность. Мне выдали приличную сумму денег, поэтому я не рисковал ничем. Мог поехать хоть куда и прожить какое-то время. Я запомнил все, что мне объяснили. Я должен встать на учет там, где буду жить, чтобы мог получать пособие по инвалидности.