Из глаз сами собой начинают катиться слезы, а я их вытираю по-детски кулаком и всхлипываю, не в силах остановиться. Ну что за глупости? Я не плакала, когда узнала, что Пашка за мной не приедет, я не плакала, когда летела вниз с обрыва, собирая все камни и колючки, я не плакала, когда Лекс меня поймал…

Ну почему сейчас-то? Из-за какой-то ерунды. Ну больно, и что теперь? Это разве повод? Как будто я в детстве не обдирала коленки.

Но слезы все текут и текут без остановки, и вот такую зареванную, с наполовину снятыми колготками меня видит Лекс, вернувшийся в ванную с каким-то бутыльком. И это так стыдно и унизительно, что он меня вот такую видит, что я начинаю плакать еще громче.

— Че случилось? — сразу напрягается он. — Ярослава?

— Колготки, — с трудом выговариваю я через рыдания. — Б-больно…

— Ну а какого хера ты шарилась непонятно где? — сквозь зубы цедит Лекс. — Какого хера ты вообще от меня сбегала? Я тебе, блядь, хоть что-то плохое сделал?

Я еще сильнее заливаюсь слезами, а он вдруг подходит ближе и обнимает меня.

— Девочка-беда, блин, — бормочет он и с грубоватой нежностью касается губами моего виска. — Хорош реветь.

— Я не реву, — огрызаюсь я куда-то в теплую, терпко пахнущую шею, и чувствую смешок Лекса.

— Ну да, блин. Слезами мне всю ванную затопила. Щас все решим, успокойся.

И сразу после этого он вдруг подхватывает меня под бедра и усаживает на стиральную машинку. А потом с деловитым видом берет бутылёк и льет из него мне на коленки. Жидкость вспенивается на ранках, и я за этим завороженно наблюдаю, а потом вскрикиваю от резкой короткой боли, когда Лекс без всякого предупреждения невозмутимо отдирает колготки от моих коленей, затем снимает их полностью и швыряет куда-то в угол.

— Ну и все, а ты боялась, — хмыкает он и вдруг осторожно дует на мои коленки. Сначала на одну, потом на другую. — Больно?

— Не очень, — честно признаюсь я, смущенная его неожиданной заботой. — Лекс…

— М?

— Спасибо.

Он выпрямляется и смотрит на меня с легкой ухмылкой.

— Спасибо в постель не положишь, Ярослава. Так что давай: раздевайся и дуй в душ.

Внутри все опять сжимается от страха.

Да что он за человек такой? С ним все время как на американских горках! То нежность, то грубость, то спокойствие, то ужас.

— Но ты же выйдешь из ванной, когда я буду раздеваться, да? — со слабой надеждой спрашиваю я.

— С чего бы? — вздергивает бровь Лекс.

— Но это как бы… по-джентльменски, — бормочу я, понимая, что несу полную чушь.

— Я похож на джентльмена? — ухмыляется он.

— Да!

— Не пизди, — резко отвечает Лекс. — И раздевайся уже.

— Я не буду раздеваться при тебе догола! Я не могу! — с отчаянием вскрикиваю я. — Понимаешь?

Но на него мои крики, кажется, не действуют. Лекс и бровью не ведет.

— Через минуту я тебя поставлю под душ, — спокойно информирует меня он. — А голой или в одежде — это уже тебе решать.

Я фыркаю. Ну да, конечно.

Это развод, он так не сделает.

Не сделает же?

Не…

— А-а-а-а! — воплю я, когда оказываюсь под струями воды. Она льется откуда-то сверху с бешеным напором, и все, что на мне надето, моментально промокает до нитки. Белый лифчик, тут же ставший прозрачным, юбка, облепившая бедра, трусы…

— А что, так даже лучше! — хмыкает Лекс, плотоядно меня разглядывая. — Интереснее.

И пока я отфыркиваюсь от летящей в лицо воды, он начинает раздеваться.

Зацепив футболку на спине, одним рывком стягивает ее через голову, открывая свой скульптурный торс, щедро разрисованный татуировками. Он тут красивый… очень красивый. Я еще в том придорожном кафе заметила, когда он передо мной раздевался.

Но на футболке Лекс не останавливается. Он расстегивает пуговицу на джинсах, тянет вниз молнию, и снимает их тоже, оставаясь в черных боксерах, туго обтягивающих узкие крепкие бедра и… и выпуклость под ними.