– Конечно. Он, наверное, подумает, что я его разыгрываю.

Я опустила взгляд на свои руки.

– Мне очень не хватало вас, – произнесла едва слышным шепотом. – Я безумно скучала по этому месту.

Никогда и никому я не говорила подобных слов. За эти месяцы, что была вдалеке от Хьюстона, я даже не скучала по собственному отцу, но, увидев Мэгги, меня будто начало разрывать от тоски.

– Уоррен не должен был увозить тебя отсюда…

У меня в груди надулся шар, который грозился лопнуть в любую секунду.

– Да, наверное, – проговорила я, чувствуя, как напряглось все тело.

Стоило Мэгги заговорить об отце, как я поняла, что хотела обойти эту тему стороной.

– Он хотел сделать как лучше, Трис.

Я сильнее стиснула зубы, избегая встречаться с ней взглядом. Отец испортил мою жизнь, разлучил с лучшим другом и даже с мамой… Я вообще никогда не смогу его простить. Он причинил мне слишком много боли.

– Я понимаю, – проговорила я, хотя это было не так.

Было слишком много причин, по которым я не могла сказать Мэгги правду.

– Я хочу увидеться с Алексом.

– Да, конечно, я скажу ему, что ты приезжала.

Я перевела дыхание, плотно сжав губы.

– Сегодня, – произнесла я, понимая, что еще одного такого дня мне не пережить. – Я хочу увидеть его сегодня.

В конце концов, голос меня подвел, прозвучав глухо и с надрывом.

– Хорошо, милая. Пока Алекс будет ехать, нам есть о чем поговорить.

Мэгги встала и со словами «пойду, позвоню сыну», вышла из кухни, пока я беспомощно пыталась обрести контроль над собственными эмоциями, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Стеклянная броня

Я открыла глаза и в замешательстве посмотрела перед собой. Потирая заспанное лицо, осторожно выскользнула из-под тяжелой головы Мэгги и встала с дивана, чтобы не разбудить ее. От неудобной позы у меня онемели руки, и болела каждая косточка в теле. Я несколько раз моргнула, прежде чем окружающее пространство обрело четкость.

Сколько прошло времени?

Я вспомнила, как мы сели на диван перед телевизором, но никто из нас не посмотрел в его сторону. А потом я начала немного рассказывать Мэгги о Хьюстоне, о том, как нам жилось с отцом, утаивая многие детали из нашей жизни. Я не могла рассказать все, как есть, полагая, что в этом не было какой-либо необходимости.

Всматриваясь в черты моего лица, Мэгги заинтересованно спросила об отце:

– Уоррен смог дать тебе все, что нужно? Я прекрасно знаю, что любовь матери ничем не заменить.

Сердце моментально упало куда-то вниз. Казалось, что со временем я научилась защищаться от боли, которая таилась глубоко внутри. Но нет, это чувство лишь ожидало подходящего времени, чтобы ударить с новой силой.

Я не могла ответить, не солгав при этом, потому что сказать правду – значило выставить себя уязвимой, беспомощной, какой я и была на самом деле.

Воспоминания разбудили прежнюю боль и тоску по матери. И пришлось соврать Мэгги. Лгать снова, как и всегда.

Еще несколько секунд я не сводила взгляда с этой женщины, а потом осторожно подложила подушку ей под голову и накрыла пледом. Поразительно, как легко было общаться с Мэгги. Словно я никогда не уезжала и забежала по соседству, чтобы поболтать за чашкой чая.

Я посмотрела на часы. Прошло уже достаточно времени с момента, как я появилась на ее пороге. В доме было тихо, и я предположила, что Алекс все еще находился в пути. Из его письма я поняла, что он был не слишком близок с родителями, но я надеялась, что они все еще ладили между собой и ему не пришлось принудительно съехать отсюда.

Я обхватила волосы руками и собрала их резинкой, которая висела на запястье. Схватив пульт со столика, я выключила телевизор и ушла на кухню. Нужно было привести мысли в порядок, а для этого мне было необходимо немного кофеина. Я открыла шкафчик и, осмотрев содержимое, закрыла его, потом открыла другой и взяла кружку. Я старалась не шуметь, чтобы не разбудить Мэгги. Ей было необходимо поспать, чтобы хотя бы немного прийти в себя. Я никогда не видела эту женщину такой разбитой. Теперь ей наверняка захочется более близкого общения, а я даже не была уверена, что смогу позволить себе это.