Именно Цирд лучше всего знал секретные переходы, знал сигнальные жилы города, потому меньше всех рисковал, покидая квартал.

– Не знаю, что вы забыли там, – ворчание напоминало движение валунов в пещерах, – шли б лучше с нами в другую сторону.

Анкарат не стал отвечать. Он это уже слышал. Цирд пытался уговорить его стать проводником. Должно быть, с тем и была связана его щедрость: «Смотри, мы привозим сокровища со всех сторон света, сам увидишь, если пойдёшь с нами». Может, идея не такая уж и плохая. Но Анкарат знал: это будет всё равно что бегство. А сбегать он не собирался.

Подошли к стене. В темноте та казалась шершавым обломком ночи. Слепые дома отвернулись к располосованному багрянцем горизонту. Только в доме Анкарата, наверное, до сих пор горел свет. Но искать этот свет Анкарат не стал. Достаточно было подземного солнца.

Цирд выдал Анкарату и Гризу амулеты – тяжёлые, выглаженные временем и множеством прикосновений. Работа грубей, чем у Килча, но эти камни переливались силой, густой и яркой, как лавовый свет. Гриз тихо вздохнул, взвесив свой амулет в ладони, поспешно повязал на шею, спрятал за ворот. Цирд усмехнулся:

– Отдашь потом.

И объяснил – сдержанно, слово нехотя: земля Верхнего города слышит чужих, особенно тех, кто рождён на земле отверженных. Вряд ли за теми улицами, куда они направляются, следят слишком пристально – там не совсем Верхний город, простое место. Но если кто-то вдруг наступит на жилу, наткнётся на стражу, магия скроет их чуждость, затмит метку земли отверженных, даст время скрыться.

– Но лучше не проверяйте. Держитесь рядом со мной.

Они прошли вдоль стены и добрались до сторожки, пустой и давным-давно брошенной. На первый взгляд она казалась замурованной, но Цирд надавил на несколько блоков кладки. С сиплым, режущим ночь скрежетом стена двинулась в стороны, открывая путь к тайному ходу.

– Не отставай, – бросил Анкарат Гризу. Тот сперва как будто и не услышал, уставился в темноту, замер в знакомом оцепенении.

– Это всё-таки не каньоны, – сказал Анкарат, – просто стена.

Гриз очнулся, кивнул и шагнул за ним следом.

Из рассказов Килча и случайных обмолвок мамы Анкарат знал: земля за пределами квартала отверженных совсем другая. Знал, но представить не мог. Другой её цвет, иначе звучат шаги? Незнакомо светит подземное солнце?

Да.

Всё это и ещё больше.

За пределами тайного хода стояли заброшенные хибары, даже беднее, сутулей домов квартала. Такая же мгла вокруг, тишина лишь вдалеке подёрнута смутным гомоном и качающимся, мерным шумом чего-то громадного и неизвестного.

Но земля здесь горела. Солнце приблизилось и сияло, жаркое, беспощадное. Если здесь – так, то как же совсем наверху?

– Видите? Ничего нет особенного, – Цирд понял оцепенение Анкарата по-своему. – Может, обратно?

Анкарат едва слышал его, но мотнул головой:

– Нет.

Постепенно стало светлей – пока шли, облака разбежались по сторонам звёздной реки, как валкие берега. А потом показался живой огонь в окнах, в уличных чашах – здесь никто не пытался спрятаться в темноте. Темнота, понимал Анкарат, здесь опасна, и люди, к которым вёл их Цирд, тоже. Но всё это казалось сейчас далеко и неважно. Земля горела, вместе с солнцем звучали огненные жилы, и на их звон откликался огонь в ладонях, запястьях, в сердце. Нужно очнуться, повторял себе, да без толку. Всё заглушал огонь и жар земли.

Очнулся, когда вышли к порту.

Исполинские верфи и доки, как спящие звери-Проклятья из легенд, чернели на фоне неба. А оно распахнулось вдруг солёным ветром, огромным простором – и громадой воды, сверкающей в звёздном свете. Шум моря сомкнулся с голосом солнца, раскачивался, наступал. Сердце схватила вдруг чудовищная тоска. Вся прежняя жизнь представилась тесным глиняным ящиком, голос солнца, в той жизни слышный, – только отбликом солнечной искры. Всё изменится, пообещал себе, и обещание это было как шаг в пустоту.