Фрейд работал около и более 100 лет назад, его теории основывались на клинических наблюдениях за ограниченным кругом пациентов (в основном, венскими женщинами среднего класса) и его собственных интерпретациях, а не на контролируемых экспериментах, которые являются золотым стандартом современной науки.

Многие его ключевые идеи не нашли эмпирического подтверждения: концепции вроде Эдипова комплекса, энергии либидо, структуры личности Ид-Эго-Суперэго в их классической форме не получили строгих научных доказательств. Современная психология и нейронаука предлагают иные модели работы мозга и психики.

Психоанализ сильно эволюционировал: даже внутри психоаналитической традиции теории Фрейда были многократно пересмотрены, дополнены и изменены его последователями (от Анны Фрейд и Мелани Кляйн до Кохута и Кернберга). Современный психоанализ сильно отличается от классического фрейдизма.

Что делает Грин? Он часто берет "вершки" фрейдизма – самые яркие и драматичные идеи о подавленных желаниях, скрытых сексуальных мотивах, травмах детства, – и использует их для объяснения поступков исторических личностей или универсальных «законов». При этом он редко упоминает о спорности этих идей, об отсутствии доказательств или о том, что психология шагнула далеко вперед. Он представляет Фрейда (или Юнга с его архетипами и Тенью) так, будто их теории – это финальное слово науки о человеческой душе.

Почему он это делает? Вероятно, потому что эти старые теории часто предлагают метафорически богатые и интригующие объяснения именно тех «темных» и иррациональных аспектов поведения, на которых Грин любит фокусироваться. Они идеально ложатся в его нарратив о скрытых мотивах и бессознательных силах, управляющих нами.

Проблема в том, что опора на устаревшие или спорные теории без должных оговорок и контекста подрывает научную достоверность его «законов». Читатель, не знакомый с историей психологии, может принять эти концепции за истину в последней инстанции, в то время как научное сообщество относится к ним гораздо более критично. Это еще один пример того, как Грин предпочитает нарративную убедительность и драматизм научной строгости.

Одна из самых сильных сторон книг Роберта Грина (с точки зрения их привлекательности) – это ощущение универсальности. Он не говорит: «Вот так вели себя некоторые придворные во Франции XVII века» или «Вот стратегия, которая сработала для одного хитрого политика в XX веке». Он говорит: «Вот Закон Человеческой Природы». С большой буквы. Подразумевается, что эти «законы» действовали всегда и везде, от древних Афин до современного Токио, от крестьянских хижин до королевских дворцов, и будут действовать и дальше. Они подаются как фундаментальные, неизменные истины о нашем виде Homo Sapiens.

Звучит впечатляюще, но давайте задумаемся: так ли это? Действительно ли человеческая природа настолько однородна и неизменна во времени и пространстве?

Современные антропология, социология и кросс-культурная психология дают на этот вопрос гораздо более сложный ответ. Они показывают, что хотя у людей, безусловно, есть общие биологические и психологические основы, культура и исторический контекст играют огромную роль в формировании нашего поведения, ценностей, мотивации и даже восприятия мира.

Культурные различия. То, что считается нормой или эффективной стратегией в одной культуре, может быть совершенно неприемлемо или контрпродуктивно в другой. Сравните, например, важность сохранения «лица» и групповой гармонии в коллективистских культурах Востока с акцентом на индивидуальные достижения и прямое выражение мнения в индивидуалистических культурах Запада. Можно ли применять одни и те же «законы» обольщения, убеждения или борьбы за статус в таких разных контекстах? Правила игры сильно отличаются.