– Забудь об этом! – умоляюще сказала она. – Более того, забудь об этом деле, брось этого свинью, что у тебя там внизу, где-нибудь на обочине, и уедем отсюда, потому что все, к чему прикасается эта проклятая компания, превращается в гниль. Ты знаешь, что они месяцами снабжали войска в Ираке зараженной водой и испорченными продуктами? Наши солдаты умирают не только от вражеских бомб, но и от дерьма, которое заставляют есть свои же люди, выставляющие Пентагону счета за бутылки с якобы минеральной водой по цене французского шампанского. Всех их надо расстрелять!

– Включая вице-президента?

– Причем тут вице-президент?

– Он крупнейший акционер Dall & Houston. Разумеется, в тени, но все-таки крупнейший.

– Чтоб его мать провалилась! – воскликнула она с возмущением. – Вот теперь многое становится понятно! Президент знает об этом?

– Предположительно, да. Для этого же существуют ФБР, ЦРУ и бесчисленные разведывательные службы, которые стоят нам целое состояние. Хотя, по моему опыту в многочисленных делах, где меня привлекали к сотрудничеству, я пришел к выводу, что они много смотрят вниз, но очень мало вверх, – он фыркнул, выражая глубокое отвращение. – Они усердно убирают грязь с пола, но никогда не пытаются заткнуть те задницы, откуда она исходит, потому что слишком часто это их собственные.

– Очень образно! – возразила она. – Отвратительно, но невероятно образно… – Она встала, подошла к окну и выглянула наружу, словно опасаясь, что кто-то может следить за домом. Наконец, не оборачиваясь, добавила:

– Я ненавижу Хьюстон. Это город без души, живущий лишь ради денег. И я боюсь.

– А кто не боится? – признался ее спутник с полной искренностью. – Никогда бы не подумал, что простое расследование аварии, в которой была только одна жертва, может привести к чему-то настолько отвратительному. Я горжусь своей работой, но чувствую, что те, кто сидит по другую сторону стола, гораздо лучше.

– Думаю, дело не в том, что они лучше; просто они не колеблются убивать. А это, как мне хочется верить, ты никогда не делал.

– Только на войне, по долгу службы.

– Говорят, на войне все иначе, хотя я с этим не согласна. Генерал может наградить за убийство во имя родины, а судья отправить за решетку за убийство во имя защиты своих детей. Но, на мой взгляд, дети всегда важнее родины, – девушка повернулась к нему и спросила, больше умоляя, чем просто интересуясь:

– Нам собирать чемоданы?

–Я пообещал госпоже Занай, что дам ей неделю на то, чтобы решить, что делать с тем, кто у нас там внизу. Она готова заплатить сто тысяч долларов за эту отсрочку.

–Это значит, что наши жизни стоят по пятьдесят тысяч за каждую, – заметила она, поочередно указывая пальцем на того, кто продолжал разваливаться на диване, и на себя. – Всегда думала, что они ценятся куда дороже.

–Все зависит от рыночной цены, дорогая. Жизни людей с каждым днем стоят все меньше, учитывая, что там, за дверью, убивают за какие-то десять долларов.

–Это совсем не смешно.

–Я понял; признаю и прошу прощения.

Девушка уселась в кресло почти напротив него и, немного подумав, спросила:

–Как так получилось, что ты, человек, который работал на спецслужбы или полицию множества стран, теперь действуешь самостоятельно и оказался втянут в такое дело?

–Потому что моя профессия – анализировать, и мне все равно, для кого это делать: для полиции или для Алехандры Занай. Я работаю там, где платят.

–И как ты к этому пришел?

–По семейной традиции.

–Можешь объяснить?

–Конечно. Мой отец приехал в Соединенные Штаты с пустыми руками, не имея абсолютно ничего. Но он всегда был великолепным шахматистом – возможно, не самым блестящим или креативным, что не позволило ему стать чемпионом Армении, но самым аналитичным. К нему обращались великие игроки, когда нужно было разобрать сложную ситуацию, рассматривая все ее возможные варианты до мельчайших деталей.