В машине воцарилась благословенная тишина.

– Так-то лучше, – кивнул Майкл.

Дэйв не ответил. Он не особо любил людей, но парнишку жалел. Помнил, как сам падал в пучину алкоголизма, забывая лица жены и пацанят. Их у него было трое, фото Дэйв хранил в бумажнике и демонстрировал всем при каждом удобном случае. Они пожелтели от времени, новых жена ему не высылала. Каждый раз глядя на заломы детских снимков, он думал о Майки. Но не сегодня.

Утром Дэйв проснулся с температурой и отёкшей гортанью. Ему не нужно было объяснять. что это значит. И он не сообщил о своём состоянии в больницу. Зачем? Они уже никого не принимали, даже тяжёлых больных. Вот и приехали.

Умирать ему не страшно. Дэйв видел это много раз: недостаточное кровообращение, остановка дыхания и пишите письма. Лёгкие, конечно, будут гореть огнём, мышцы диафрагмы работать на полную, но воздуха ему не получить. Потом начнутся конвульсии, агония. Он неизбежно обделается: дерьмо полезет со всех сторон. Так со всеми бывает. Главное, что он к этому моменту уже будет далеко и мокрые штаны будут последней из его забот. Подводя итог, можно сказать, что его ждут четыре минуты боли и ужаса, а это Дэйв сможет перетерпеть, уж будьте уверены.

Что страшно, так это то, что свежих фото своих ребят ему уже не успеть получить. Его глаза закроются, так их и не увидев. Но жаловаться Дэйв не планировал, он ведь не какой-то там педик, правильно? Нет, сэр, никакого нытья сегодня и до тех пор, пока его мозг не превратится в желе.

И Дэйв работал до последнего. Через два дня он скончался за рулём своей Скорой. Красный огонёк на крыше окончательно погас, но Майкла устраивало и это. В любом случае машина уже была не нужна. Мэдисон опустел и попахивал разложением. И Майкла тошнило от этого запаха.

На стоянке у торгового центра, где они с Ди выбирали шторы после переезда (это было вечность назад), Майкл нашёл белоснежную Субару с ключом в замке зажигания и водителем, полным мужчиной сорока лет. Из вежливости (её правила несколько изменились за последние месяцы) Майкл сначала попытался прощупать пульс на раздувшейся шее. Ничего.

– Извини, мужик, – вздохнул Майкл. – Тебе она ни к чему, ты же понимаешь?

Мужчина молчал, продолжая сидеть, уткнувшись носом в руль. Поза его выражала полное смирение. Майкл оттащил его в тень ближайшего дерева. Пот заливал глаза, но он не стирал его до тех пор, пока не снял перчатки и не продезинфицировал руки. Спиртовыми салфетками Майкл протёр салон своего нового автомобиля, отнёс в мусорный бак страховку и права, лежавшие в бардачке, обёртки из фаст-фуда, спрятанные в боковых дверцах. Детское сиденье, закрепленное сзади, Майкл поставил справа от мужчины, создав для него своеобразное надгробие. Что ж, сегодня это лучшее, на что приходится рассчитывать.

В багажник он положил собранную в больнице аптечку: полный запас антибиотиков, бинты обычные и эластичные, одноразовые шприцы, пластырь, обеззараживающие средства для промывания ран, обезболивающие, антисептик, даже небольшой набор для операций. Немного постоял, глядя на красный чемоданчик, а затем перепрятал его под второе дно к запаске. Чутьё подсказывало Майклу, что его могут убить за такой шикарный стратегический запас.

Вместо аптечки он положил чемодан со своими немногочисленными вещами, сумку-холодильник с запасом еды на ближайшие две недели, несколько пятилитровых канистр с водой и патроны для Магнума. В салон отправились сигареты и ящики с виски. Самое главное должно быть под рукой, так?

Запах в салоне почти исчез. Майкл оглядел пустынную парковку в последний раз. Никого. Телефон громко взвизгнул в кармане, оповещая о подыхающим аккумуляторе. Электричество всё равно уже вырубилось, так что…