И теперь, когда всё в жизни рухнуло, Щербатов знал: только старый друг поможет ему вновь обрести почву под ногами.

Однако в этот раз Шандарев не проявил былого гостеприимства. В дом не пригласил, а лишь холодно предупредил старого товарища по гимназии на пороге:

– Ищет тебя Митя, полиция. По серьезному уголовному преступлению. Супруга твоя, Изольда Дамировна, пожаловалась самому генерал-губернатору, что жестоко ты обходился с крепостными: издевался, бил нещадно, молодых девок портил, да и к замужним бабам приставал. Лютовал в имении, словно зверь. Да и ей, несчастной, доставалось, когда она пыталась вразумить тебя. Из-за твоей жестокости народ и бунт поднял. Ты бежал, а ее оставил на растерзание разъяренной толпы. Только чудо спасло бедную женщину. Теперь она требует арестовать тебя, а ей выплатить двадцать пять тысяч рублей – за страдания, что ты ей причинил, лишив жилья и средств к существованию.

Шандарев тяжело вдохнул:

– Ко мне недавно приезжали следователи, тобой интересовались. Не бывал ли у меня?

Глаза Дмитрия Михайловича округлились от удивления. Он на мгновение утратил дар речи, бездумно мотая головой из стороны в сторону, что-то невнятное мыча себе под нос. Затем вдруг опустился перед другом на колени:

– Клянусь Богом, никогда на людей своих руки не поднимал! – Щербатов осенил себя крестом. – Голоса даже не повышал, вел себя с народом, как завещал батюшка мой, Михаил Алексеевич, а добрее его не было человека во всей округе! Я не зверь! Ты же меня знаешь?