Шурка застыл, целясь из парабеллума в девчушку, взволнованно теребившую подол до безобразия невинного шелкового летнего платья. Кремовый цвет, выцветший от времени и покрытый узором застарелых бурых пятен, оттенял длинные черные локоны, подчеркивающие белизну личика, на котором темнели бездонными омутами огромные фиалковые глаза.
Безвольная тряпичная кукла, зажатая в узкой хрупкой ладони, полетела на пол, и кинопроектор заработал…
Настигнутый в прыжке, обращенный выгнулся, запрокинув голову, и рухнул к ногам намеченной жертвы. Угодив аккурат пониже лопатки, клин вышел из груди, не задев ни единого ребра, но поразив в самое сердце. Воистину, мастерство не пропьешь. Вот бы всем обращенным последнюю инстанцию в лице личного представителя Компании. Ни всплеска ПСИ, отличающего обращенных от бездумных зомби, ни импульса боли в мозг: тлеющий уголек сознания вспыхнул и погас – дело двух секунд.
Припав на колено, Линь откинул с лица девочки потускневшие волосы. Нахмурился, вглядываясь в знакомые черты:
– Сестра?
– Вампир.
Теплая жалость охотника разбилась о ледяную стену напускной невозмутимости. Перешагнув тельце девочки, личный представитель Компании устранилась, предоставив посторонним позаботиться о сестре.
Только вампир? В самом деле, рука Лизы не дрогнула, не замешкалась ни на секунду. Но тогда почему вскрикнул мозг, коротко и ужасно? Шимански взвесил в руке топор, и Линь заслонил сцену упокоения широкой спиной.
Виновато понурив рыжую голову, подошел Шурка. Заботливо отертый от черной крови, кол побитой собакой лежал в руках стажера.
– Точный удар. Она не успела понять, что умирает, – молвил он.
Лиза горько усмехнулась:
– Такой комплимент и из ваших уст… – почти беззлобно огрызнулась она, забирая оружие, что долгие годы верно служило ей, разя без промаха и жалости. – Мальчишка! Инструкция, параграф три, первый абзац: не смотри в глаза обращенному. Заруби это уже у себя на носу, прежде чем грязный вампир вопьется в горло!
– Что тут у вас?
Едва перешагнув порог помещения, Звагин споткнулся об обезглавленный труп малолетки, сколь он мог судить по пропорциям тела, угадывающегося под куском сукна, которым то прикрыли. Прислонив корейца к стене, пересчитал призрачные, мерцающие абрисы тел:
– Все.
– Да вы не волнуйтесь, босс, – успокоил Ян, тщательно вытирая лезвие топора, прежде чем вернуть орудие на положенное место. – Лиза сработала, уложила наповал…
– А я волнуюсь, – резко перебил тот. – Вот так, из-за одной маленькой заразы, города летят в тартарары.
Линь пригнул простертую руку командира:
– Полегче, Кэп. Они сестры.
Родственные связи. Звагин молчал, хмуря брови. Этого он и боялся, узнав, откуда личный представитель родом. Нашел взглядом Лизу, что, словно бы ни причастная к происходящему, медленно шла вдоль стеллажей, водя пальцами по корешкам книг. Выбирала, что почитать?
– Да в порядке девчонка.
– Твоими бы устами, старина. Эх, Шурка, Шурка. Как он?
Пристыженный, стажер держался в стороне, тайком потирая покрасневшие глаза.
– С зачеткой должно быть прощается.
– Хорошо не с жизнью…
Припав на одно колено, Звагин приподнял краешек грубого сукна, лично убеждаясь в правоте подчиненных. Мысленно отняв у личного представителя восемь лет, полных опасности и потерь, он получил двойняшек, отличных лишь цветом волос и радужкой глаз. Еще лучше… такую связь порви, попробуй, как и телепатическую, иногда даже смерть оказывается бессильна.
– Смотри, Линь, совсем кроха. Обычно такие не выживают. – Поразившая человечество хворь, не то принесенная на землю обломками ночного светила, не то пробужденная от вечного сна в подтаявших ледниках, убивала всех младше пятнадцати-шестнадцати лет. Как писали в "Быль Компании", дело в отсутствии у детей выработки каких-то ферментов. – Возьмем-ка пробу крови на анализ, пускай медики проверят на наличие антител.