– Я больше по повадкам обращенных, механизмы не мой конек.

– Как скверно-то… – Луч зацепился за резную рукоять на тонкой талии. С губ слетело невольное восхищение искусной работой, в которой чувствовалась рука мастера. – Отменный экземпляр.

Улыбнувшись уголком губ, Лиза погладила длинный узкий клин кола, от черной крови обращенных давно приобретший эбеновый цвет:

– Он надежный товарищ.

– Не сомневаюсь.

И все же, кое-какие точки поставить просто необходимо, ибо от них мог зависеть не только успех операции, но и жизни членов бригады. Они должны знать, чего ожидать от темной лошадки, которую представлял для них личный представитель.

– Лиза…

– Да?

В голосе девушки просквозило раздражение, или ему лишь показалось? Слишком хорошо та владела эмоциями, а может быть, слишком умело их прятала.

Разговаривать с затылком не самая приятная вещь, ну, да и беседа предстояла не светская. И отнюдь не о поведении личного представителя, который держался от бригады особняком, и не думая кооперировать действия с ее членами. Имелись вопросы поважнее, те, что не давали покоя.

– Вы находились в городе, когда обращенные установили над ним контроль?

Видит Бог, он не хотел, чтобы вопрос слышали все. Хотя бы, чтобы не увеличивать пропасть между ними, но в чертовых переходах каждый шорох разносился далеко вокруг.

На мгновение, Звагин удостоился чести увидеть тонкий профиль:

– Да, – Лиза разжала пальцы, стиснутые от напряжения в кулак, расправляя белесого осьминога. – Находилась.

Хмуришься, вояка?! Есть от чего, такую свинью подложил генеральный, подсунул ящик Пандоры. А ей-то, ей-то каково должно быть?! Вернуться туда, где каждый камешек напоминал об ужасной трагедии, свидетелем которой стала. Вспоминать родных, зная, что те бродят где-то, не упокоенные. Думать о том, можно ли было что-то изменить…

– Что уставился?

Шурка благоразумно отвел взгляд, но это уже не имело значения, остановить рвущуюся наружу горечь никто был не в силах. Когда что-то слишком долго копишь в душе, не позволяя выплескиваться наружу, оно бродит внутри, пока не находит лазейку. Обычно за этим следует взрыв.

– Что ты понимаешь, мальчишка?! – шипела Лиза, медленно наступая, и стажер пятился, сам не осознавая свои действия. – Для вас, не видевших крови, смерть – пустой звук. А я… я сплю, когда они отдыхают, и бодрствую, если бдят, превратившись в собственную тень. Знаешь ли ты, какого проживать все время один и тот же заезженный кошмар, просыпаться в поту и потом глушить чашками кофе до утра? Когда твое существование подчиняется единственной цели: уничтожать кровожадных тварей? Нести смерть и избавление, зная, что этому не будет конца?

Чувствительный к чужим эмоциям, Линь зашуршал упаковкой анальгина, канувшей в черные воды. За удивительную способность – читать человеческие мысли, что проснулась после участия в одном из первых экспериментов по созданию охотников нового поколения, он платил тяжелыми головными болями.

– Мне жаль.

Шершавые пальцы, привычные держать кол, потянулись к ниспадающим на плечи соломенным волосам, оказавшимся мягкими и шелковистыми на ощупь. Скользнули по подбородку, вытирая соленую влагу.

– Мне тоже. – Избегая неуклюжей солдатской ласки, Лиза сделала шаг назад. По губам скользнула привычная холодная усмешка. – Нянька личного представителя Компании – достойное завершение карьеры.

Она ли только что дрожала, ее ли слезы просыхали на пальцах? Та же незыблемая уверенность, то же высокомерие, памятное с первой встречи в кабинете генерального за три часа до отъезда. Маска, хранящая покой владелицы от посягательств жалостливых охотников. Спокойствие ее сродни тонкому льду, столь же обманчиво и зыбко. Танец на лезвии ножа. И если она до сих пор балансировала, то лишь благодаря силе воли, железному контролю.