– Какая разница, какое у чувака или чувихи лицо, если в душе все они говнюки, – я пытаюсь проснуться и отчаянно протираю лицо. – «Нелицеприятный», блин, звучит тупо, и смысл тупой, если верить твоим словам, Ерке. Лучше уж тогда «правдоруб».

– Гляньте, кто очухался, – присвистывает Кит. Я замечаю, как в руке Кирилла появляется алюминиевая баночка, и молюсь, чтоб она оказалась холодной. Киря, взвесив пивко в руке, перебрасывает его Киту. Я зачёсываю патлы назад и кивком башки прошу об одолжении. Тогда Кит отправляет в мою сторону пиво. Холодное и мокрое, кайф, как нежелательный секс. Дёрнув за металлический язычок, я сразу же присасываюсь к банке. Ловлю взгляд Ерке и подмигиваю ей. – Как спалось на новом месте, бейб?

– Нормасик, – резко выдохнув и вдохнув, провожу запястьем по своим губам. На коже остаются следы пены, которые тут же рассасываются из-за температуры. – Печально, конечно, что мою лакшери-койку приватизировали.

– Мне жаль… – бормочет Ерке. Я только хмыкаю. Стоит дать ей шанс – шанс раскаяться. Хотя она его и не заслуживает.

– Жалость – бестолковое чувство. Как пели «Секс Пистолз» – «невиноватых нет», просто кто-то что-то делает, чтобы искупить вину, а кто-то ничего не делает и называет это «жалостью», жалея лишь на словах.

Ерке решает не обращать внимания на мою остроту. Она имеет право не реагировать на негативное поведение окружающих. Я часто пропускаю через себя шлаки и дерьмо, которым обмазывается общество. Мне нравится чувствовать на себе разрушительное воздействие внешнего мира, а потом собираться по кусочкам и смаковать последствия. В такие моменты я становлюсь поистине безумна. Иногда даже не контролирую свои слова и действия. Но мне нравится принимать удары лицом, а не спиной.

– Если тебе реально жаль, чё насчёт немного поснимать? – выкарабкавшись из спальника, я встаю на ноги и решаю причесаться. Глядя в осколок на стене – бывшее зеркало – я кое-как укладываю волосы и избавляюсь от остатков сна. Хорошо бы умыться, но этим мы займёмся на улице. Для бодрости я делаю ещё несколько глотков пива.

– Ты ей должна, – добавляет Кит.

Когда я оглядываюсь, то замечаю Ерке уже с пивом в руках. Нормально так они её обработали. Всё прямо как доктор прописал.

После паузы, во время которой я пожираю глазами бесстрастное лицо Ерке, она вдруг начинает сдавленно ржать. И только сейчас я осознаю, что это не первая бутылка, которую в неё вливают парни этим ранним утром.

Рыбка в сетке, думаю я и решаю всё-таки собрать волосы.

Подружиться с этой дурой несложно. Больше никто не хочет с ней общаться – ясно как белый день: я стану её другом просто за неимением иных перспектив.

После двух банок пива она готова на всё – она намекает, но не говорит открыто. И вообще её чё-то слишком быстро развезло с пары горячительных, но мне по-барабану, будь она хоть трижды алкоголичкой. Главное подоить её немножко, может, каких хороших вещей из её дома свистнуть и свалить. Пару месяцев не появимся в заброшке – найдём альтернативу, ничего страшного. Главное извлечь побольше выгоды из этой девицы, прежде чем её бортануть.

– Слушай, – начинаю я, пытаясь балансировать на метровом бордюре. – А твои предки хорошо зарабатывают?

– Наверное, – икает Ерке. – Без понятия.

– Это как так?

Здание по соседству не назвать мрачным. Бежевые блоки облицованы жёлтой кирпичной кладкой, но лавочек в этом спальном районе всё же не предвиделось, и мусорных баков тоже. Так что как только заканчивается моя банка пива, я отправляю жестянку в ближайшие кусты. Удивительно, но Ерке никак не комментирует это моё хулиганство. Хотя, казалось бы… от неё можно ждать чего-то подобного.