Да, я сама себя предложила!

… — Тетя Оля, где Алан?

Мать его совсем человеческий облик потеряла. Раньше еще ничего – хоть на работу ходила, а сейчас скатилась. Сухая, сгорбленная, выглядит старухой в свои неполные сорок лет… и я боюсь ее!

— Пшла вон! Алана твоего нужно было как щенка утопить сразу после рождения, — брызжет она слюной. – Выродок, весь в отца! Всю жизнь мне испортил. Пшла, дрянь!

— Я уйду, — благоразумно отхожу на несколько шагов назад, замечая блеснувший в руке наркоманки кухонный нож в засохших хлебных крошках. – Только скажите: где Алан. Это все, что мне нужно!

— Ушел он! Собрал свои вещички, меня обокрал, и ушел! Деньги, скотина, забрал…

Не дослушиваю этот бред. Разворачиваюсь, и бегу прочь из этого ужаса. Деньги Алан забрал… так свои и забрал! Мать все, что достает, сразу спускает на очередную дозу.

— А если он уехал из города? – ужасаюсь я вслух. – Что делать?

Прислоняюсь лбом к серому столбу, остужая мысли… я знаю, где он! Знаю!

Бегу мимо свежевырытых котлованов, скользя подошвами балеток. Только бы не свалиться… и вот, передо мной вырастает девятиэтажка: недостроенная и заброшенная. Знаю, он здесь – квартиру Алану не снять.

— Алан, — кричу я, поднимаясь по лестнице без перил. – Алан, пожалуйста…

— Не кричи, мелкая.

Он стоит двумя этажами выше – такой родной и любимый. И рада его видеть после двух дней разлуки, и злюсь – не сказал даже, что из дома ушел!

— Что слу…

— Не будем об этом, — прерывает он меня. Прижимает к себе, утыкается носом мне в макушку. Вдыхает мой запах – глубоко, во все легкие, и расслабляется. – Я устал от нее, и лямку эту тянуть устал. Лучше здесь.

Алан ведет меня, взяв за руку, и я оглядываю его временное пристанище: на бетонном полу расстелены куртки, заменяющие матрас. Ящик заменяет стол, и… все? Сначала ужасаюсь этой первобытной дикости – не жилье, а логово какое-то, а затем…

— Мне нравится, — признаюсь я. А затем вырывается то, что давно хотела сказать, но все ждала его первого шага: – И ты мне нравишься. Я тебя люблю! И останусь здесь, с тобой.