… мне так плохо с ним!

Алан дергает свой ремень, но я не хочу вот так – грязно, в ненависти и злобе. Только не с ним, иначе как дальше жить?!

— Алан, — выдыхаю я. Тянусь ладонями к его лицу, притягиваю к себе – как раньше. Улыбаюсь, спрятав былые обиды в глубине своего треснувшего сердца; обвожу его острые скулы пальцами, успокаивая его ярость.

Раньше у меня это получалось: Алан – яростное море, а я – скала, о которую бились его волны. И сейчас… да, получается: дыхание его выравнивается, черты лица смягчаются. И все будто бы как раньше: Алан, я и моя к нему безумная любовь.

Наверное, никогда я не перестану томиться по этому мужчине, хотя и не знаю, чего во мне сейчас больше – искренней любви или такой же искренней к нему ненависти?!

— Ты ведь специально меня напоказ выставил, да? – спрашиваю тихо, не отводя взгляда. Хочу убрать руки от его лица, но Алан качает головой, и я повинуюсь его просьбе-приказу.

Глажу, ласкаю его, удерживаю в своей вселенной.

— Да.

— Унизить хотел? – усмехаюсь я, разгадав его план – может, раньше я бы оскорбилась. Разозлилась бы, а сейчас… да плевать!

— Не знаю, чего я хотел, — выдавливает Алан, и накрывает ртом мою грудь. Легко прикусывает сосок, и я вздрагиваю – платье почти никак не защищает меня.

— Зато я знаю… и все они – кто внизу – знают ведь, что мы здесь, да?

— Разумеется, — Алан глубоко вдыхает, щекоча мою шею. Его тяжелая ладонь ложится на мое обнаженное бедро, которое мужчина стискивает жадно.

Знают. Обсуждают – даже гадать не нужно, что связывает жену Константина Вольского и Алана Райгерта. И чем они занимаются наверху, да еще и наедине… Это в духе Алана – такая подстава.

За что он наказывает меня? За измены, которые сам придумал?

Глупый…

… — Что ты нашла в нем? Дикаренок какой-то, — шепчет мне на ухо Света, нервно оглядываясь.

Пожимаю плечами, и жду – на пустыре рядом со школой собирается толпа. Драка, на которую слетается воронье. Телефоны готовят, чтобы на камеры снимать грядущее побоище.

Ненавижу такие зрелища, и не пришла бы, если бы не Алан.

— Ариш, пойдем, а? – дергает меня Светка, когда драка уже начинается: Алан против старшеклассника. – Если нас увидит кто-то из учителей – влетит. Родаков вызовут, гулять перестанут отпускать.

— Иди, если хочешь, — бросаю я, не глядя на подругу.

Смотрю лишь на Алана. Всегда лишь на него смотрела…

— Останусь, — дуется Света, а я вздрагиваю – Алан пропускает удар, и из носа хлещет кровь, пачкая его поношенную куртку. – Ты вообще в курсе, что над тобой вся школа смеется? Бегаешь за этим нищебродом, которому ты не сдалась. Может, он вообще гей?

— Может. Мне все равно.

Я лгу – мне не все равно. А Светка права – Алану на меня плевать. Еще до первого класса я за ним гонялась, а когда увидела его в школе – моему счастью предела не было. Алан же меня чурался. Сторонился, как чумную – псих-одиночка.

Он всегда один, а я… я просто рядом.

— Все, побил твой Алан Славика. Давай уже домой, — теряет Света терпение.

Толпа начинает расходиться, и мы с подругой тоже разворачиваемся, но что-то заставляет меня повернуть голову: пятеро друзей десятиклассника-Славы валят Алана на землю, и пинают. Как бы он ни был силен – против пятерых не потянет.

— Перестаньте! – кричу я.

Бегу к вытоптанной множеством ног поляне. Алан отбивается – повалил одного из дружков мерзкого Славы на землю, и молотит. Оба они в крови, и на обоих, не разбирая, сыплются пинки.

— Я милицию вызову! Прекратите!

Только бы не зарыдать. Они же не убили Алана?

— Валим, — бросает один из ублюдков, и поднимает за шкирку своего дружка с земли.

Алан лежит, раскинув руки, и… улыбается. Смотрит в весеннее яркое небо, или это небо смотрит на него? Солнце отражается в капельках крови на его лице, делая их полупрозрачными.