Я спрыгнула на подушку.

– Наверное, ты прав. Так что…

– Так что если мы воплотим в жизнь мой план, то будем просто играть свои роли. Так же, как на «Безумном балу» в этом году. – Скотт протянул мне бокал шампанского. – Только на этот раз роли мы напишем сами.

Вечером мы ужинали в «Каскаде» на последнем этаже «Билтмора». Хотя крышу не открывали, потому что на улице было слишком холодно, мы сошлись во мнении, что от одной этой возможности захватывало дух. Здание было настоящим чудом. Все в Нью-Йорке было чудом, включая Скотта, ведь он ухаживал за мной, как за принцессой, в которую я когда-то играла. Утром фрукты со взбитыми сливками в номер. Днем – поход по магазинам и парикмахерский салон. Ужин на верхнем этаже роскошного отеля. После – танцы под музыку в исполнении первоклассного оркестра. И шампанское. Реки шампанского. Накануне вечером я сказала Скотту:

– Спорим, мы скоро и писать будем с пузырьками.

Мы занимались любовью при каждой возможности. Быстро и яростно между мероприятиями, лениво, когда времени было полно. Вечером чистили зубы, склонившись над одной раковиной. Мы говорили друг с другом из туалета. Брак нам очень подходил, несомненно.

Пока официант убирал наши тарелки, Скотт рассказал, что интервью с Эллисом подало ему новую идею и он хочет обсудить ее с издателем.

– Я хочу написать вымышленное интервью, которое можно будет поместить в «Таймс» или «Трибюн». Тогда нам не придется ждать, пока газеты решат, чтобы это сделал кто-нибудь другой.

– Вымышленное интервью? Значит, новая порция альтер-эгоизма.

– Что-то вроде того. Я еще не продумал его… но есть несколько мыслей.

Я почти видела, как эти мысли роятся у него в голове, и со смехом наблюдала, как он вытащил записную книжку и сделал несколько быстрых заметок.

– У меня тоже есть некоторые мысли, – заговорщицки произнесла я, и тут пришлось прерваться, потому что принесли крем-брюле.

Скотт посмотрел на меня и, поняв намек, ухмыльнулся.

– Мы отменная парочка, верно? – спросил он официанта.

– Истинно так, сэр. Вообще-то, пара за одним из столов только что спрашивала, не знаменитости ли вы с афиши на Бродвее.

– Которая пара?

– Вон те, в очках, – официант кивнул на мужчину и женщину средних лет за несколько столиков от нас.

Скотт встал и под нашими с официантом взглядами направился прямо к ним. Он склонился и начал оживленно что-то говорить. Они засмеялись, он засмеялся и вытащил ручку из нагрудного кармана. Снимая колпачок, Скотт, должно быть, сказал что-то, что заставило их посмотреть на меня с одобрительными улыбками. Я любезно помахала им, будто такое со мной случалось постоянно.

Скотт взял салфетку прямо с колен женщины, разложил на столе и что-то написал. Закончив, отвесил поклон мужчине, поцеловал женщине руку и вернулся за наш стол.

– Они надеялись, что мы актеры, – сообщил он, – но согласились и на автограф блестящего молодого автора возмутительного нового романа, о котором столько и разговоров кругом.

Официант быстро оглянулся.

– Вы не возражаете? – Он положил салфетку Скотта на стол. – И напомните, как называется ваша книга?

На следующее утро у Скотта была назначена встреча в «Скрибнерс» с издателем Максвеллом Перкинсом и пареньком, который отвечал у них за рекламу. Предоставленная сама себе, я решила наконец-то заняться письмами. Я так и не написала двум Сарам, Ливи и моим родителям. Нужно было узнать, вернулась ли Таллу в Нью-Йорк или все еще работает в Лондоне, где путь к славе, как ей казалось, менее тернист.

В Нью-Йорке каждый – знаменитость, – писала она мне несколько недель назад. –