Автоматический поиск контактов приносил удивительные плоды. Часто не приходилось даже выражать запросы и желания. Системы реагировали на них, словно на собственные.

О, эта знаменитая гордость жителей Зандара за свою автономию! Но стоило ли игнорировать прохождение выбора вариантов деятельности, который совершали свободные зандарцы, через сито предварительных уточнений? Интеллектуальные системы просчитывали оптимальные сценарии. Пользователи отдавали им предпочтение и тем совершали выбор.

В итоге каждый зандарец или зандарка имели дело с особыми траекториями личного развития. Они придумали бы их сами, будь у них достаточно времени для того. Однако чуть раньше им помогали, страхуя от заведомо ошибочных предпочтений.

Совершённые вычисления и отсев негативных сценариев экономили время. Люди брали готовые шаблоны, которые оставалось наложить на свою жизнь, искренне полагая, что это делается абсолютно самостоятельно. Хотя в упомянутом выше смысле так оно и было.

Одна лишь справедливость требовала честного указания внешних источников поступления моделей поведения и общения.

Вот, например, Фокс смутно припоминал, как поступил в интернат. Там он определил траекторию личного развития путём решения тестовых заданий. Сам момент в прошлом виделся как бы со стороны. Тогда Фокс был слишком мал для его осознания. Поэтому природная часть мозга почти ничего не запечатлела.

Но в чём, казалось бы, проблема? Данные хранились в биополимерном импланте, внедрённом в мозг в момент рождения: бери и считывай. Но нет, именно здесь наблюдалось ограничение. Из этических соображений отдельные личности не имели доступа к полной базе данных.

Все стремились сохранять естественный порядок вещей. Даже родители обладали лишь ограниченным доступом к памяти Фокса. Гарантия сбалансированности системы – вот для чего это делалось.

Биологические родители теоретически могли контролировать весь объём памяти ребёнка. И тогда бы отслеживали процесс на всех этапах. Но с определённого момента и они теряли доступ. Природных по происхождению детей изымали из семей и передавали усыновителям. А уже те, подключаясь позже, считывали воспоминания лишь с момента вхождения ребёнка в приёмную семью.

В точках перехода в интернате – ранние годы, поступление; детство, обучение; юность, выпуск – заботу над Фоксом брали внешние силы. О нём пеклись управленческие подсистемы в киберцентре поселения. Именно они оценивали потенциал личности и выявляли перспективы дальнейшего роста.

Конечно, у Фокса имелись смутные представления о переходах. И гарантировать их точность не смог бы никто, даже приёмный отец Мартен. Тот взял мальчика на попечение в последние годы пребывания в интернате.

А картины прошлого у самого Фокса как бы раздваивались.

Вот он лежит в горизонтальном положении в окружении поддерживающего силового поля. Помнится, тело соединялось с системами жизнеобеспечения, которые следили за правильным развитием организма. Тело росло и изменялось, а положение оставалось одним и тем же.

А вот другая серия образов, буквально рядом с предыдущими. Фокс достаточно точно мог бы заявить, что играл с друзьями, посещал занятия, увлекался хобби. Откуда иначе его навыки социального общения, полученные знания и стремление к образам из старой сказки? Конечно же, юноша не мог более десяти лет пролежать в бессознательном состоянии!

В памяти всплыла дружба со сверстником по имени Бивер Сикс. Они убегали с уроков, мастерили воздушных змеев, запускали их с горы. Родное поселение располагалось на склоне одной из таких. Разве не очевидно, что интернат стоял где-то здесь же?