– А я бы тебе все сорок дала, как столб с подпоркой.

– Куда деваться? Портрет до пояса, ног не будет видно, а лицо у меня, как положено мужику, чуть лучше, чем у обезьяны.

– Кроме носатой.

– Это мой минус.

– Ты смотри, не перегни палку. Глафира быка рогами в землю упрет. Врач так и записал ей в медицинской книжке. Шутник. Скотник Василий без фекалий остался, оторвала. Хотел пристроиться к ней, когда в танк молоко сливала.

– Правильно говорить – гениталий, а Василий не помер?

– А чего ему будет? В баню теперь ходит в любой день, и в женском хоре поет. Из мужиков какой хор, если подопьют только? А вот и Глафира.

Предо мной стояла красавица. Из сказки Синеглазка. Заныл копчик, словно дали пинка, и я не знал, что сказать.

– Хочу портрет заказать, хотя бы на майке.

– Я думаю надо во весь рост, – улыбнулась она.

– Ноги, как у журавля: смеются все.

– Ладно, пойдем, носки тебе заштопаю, а там увидим. Кто себя правильно оценивает, не может быть плохим человеком.

И я заговорил. Как нашел в регионе женскую деревню? Как узнал о Глафире? Сказать легко, почувствовать надо. Участился мой пульс с тех пор.

Она мне дала год исправительных работ на своей ферме. Стараюсь, все со мной вежливы, кроме быка Афанасия. Так и норовит кольнуть рогом.

Вышила мой портрет Глафира: стою во весь рост, в дырявых носках, подчеркивающих мою индивидуальность.

– К нам на ферму доставили японский аппарат для просвечивания хода кормов по кишкам: будем видеть, где они задерживаются, или почему напрямую наружу выходят? – сказал своим работникам фермер Петр Иванович. – Особенно это важно в период зимовки, когда пайка у коров из соломы. Хоть рукавицы из нее плети, не износишь. А вот коровы не всегда ее переваривают. Почему? Определим это с помощью аппарата. Специалист у нас есть, он раньше канализацию в домах очищал от отходов человека: порой, туже соломы забивали узкие места. Справишься, Семен Семенович?

– Справлюсь. Коровы в горизонтальной позе, лепешки у них жидкие, расплываются, и клизмы не надо ставить: не спагетти едят. Если в угольнике кишок и забьется солома, постучу ключом, слава Богу, коровы пока живые. Интересно, как они дают молоко при механической дойке?

– С мехдойкой и ты дашь, – пошутил скотник Федька. – Как мой бык Клинтон для нужд искусственного осеменения: новая технология.

– Заткнись, пустомеля, – перебил его фермер, – просвечивающий аппарат на ферме – новый шаг в развитии животноводства. Мы в стране первые, пионеры, так сказать, и не ударить бы в грязь лицом.

– В навозную жижу, скорее.

– Опять ты, Федька, влезаешь занозой. Бери лопату – и к буренкам: эксперименты надо в чистом помещении проводить.

– Но ведь аппарат следует сначала запустить, – высказал сомнение зоотехник Рябов, – даже мехдойку Вера Гавриловна сначала на себе проверяет. Я не говорю, добавляет свое молоко в коровье и поэтому передовица. Наоборот, сама выращивает одного теленка, и у нее меньше коров-кормилиц.

– Ты секреты фирмы не раскрывай, Рябов. Начнут все доярки себя доить, где передовиков найдешь?

– Ну, будет аппарат в запуске, а дальше что? Как корове сверху высветишь живот, там хребет? – спросила Вера Гавриловна.

– Потренироваться надо. Начнем с тебя: далеко от буренок не ушла, – сказал фермер.

– Я пока соломой не питаюсь, не дожила еще, хотя кукуруза и подсолнечник в рационе есть.

– Давай, раздевайся, только не полностью: коровы от зависти могут на рога надеть.

– У меня есть идея, – встал на защиту доярки Федька, – надо подвесить корову к потолку: она по воздуху не убежит, и связывать ее не надо.

– Хотел я тебя, Федька, выгнать, лень раньше тебя родилась, но иногда голова у тебя работает. Правильно, коров будем поднимать на подпругах. Дешево и сердито.