– Хлюпай дальше, Патрикеевна, зубы все равно у нас не вырастут, – и он повернулся к товарищу. – Смотри, Кедр, на аллее Кентавр, подходящий для облома субъект. Теперь твой заход.
– Нет базара, – двинулся тот к высоченному парню, похожему лицом на коня. – Почему без Пилорамы, Кентавр?
– А я кто? – из-за спины парня выскочила миловидная девушка, но лучше бы не говорила. Зубы у нее были с разводом, как у пилы. – Рассудите наш спор, ребята. Я хочу, чтобы Кентавр уменьшил свои ноги, а он говорит, зачем. Как зачем, если я ему до пояса не достаю?
– Ты не все знаешь, – Кедр подмигнул Беззубому. – Когда уменьшают длину ног, соответственно, отрезают и другие органы. Понимаешь, о чем я? Мы со вчерашнего дня бранных слов не употребляем. Так что решай сама. А Кентавру надо согласиться с твоим решением: не убудет.
– Для пропорции?
– Вполне возможно.
– Пусть все останется как есть. Резать они будут.
– Вот это мы развели Пилораму, – сказал Кедр, когда молодые ушли. – Еще бы, вон, того козла достать, дворового критика. У него хорошая только внучка, пока маленькая и не говорит.
– Афанасий Никитович, помоги нам разобраться в произношении слов. Почему у тебя фамилия с ударением на первом слоге – Кобелев, а не на втором или третьем?
– Звучит неэтично, все равно, что Собакин или Псов.
– А фамилия твоей жены Сучковой произносится с ударением на предпоследнем слоге, а если на первом?
– Я бы тоже так хотел, чтоб соответствовала, – он понял, что ляпнул лишнего, и, покраснев до ушей, ушел.
– Кедр радовался:
– Настроение поднялось и пива много осталось, открывай дружище, только не зубами, ха-ха-ха!
– Нельзя обижаться на дерево, – уколол его Беззубый.
– Все пьете? Пейте, пейте, скоро в армию загремите. Хотя служить сейчас легче: реформы, – к ним подошел знакомый еврей Шнобель. – В каждом взводе будет не только священник, но и общая подруга.
– Одна на всех? – удивился Беззубый.
– А кого призывают в армию? Дистрофиков. Посмотри на себя: кашу не прожуешь. В целях экономии прыгают теперь с парашютом по двое и с дирижабля.
– Тогда лучше с пика Джугашвили. Там круто, – сказал Кедр.
– С пика Сталина, хочешь сказать?
– Переименовали его давно.
– А пик Ленина?
– Боятся пока.
– Послушай, Кедр, я не понял, кто сейчас лажанулся: мы или Шнобель? Общие бабы в армии – это же туфта, как и твой пик Джугашвили.
– А если действительно в армии по двое прыгают с парашютом и больше шансов разбиться?
– Сейчас узнаем от Десантника. Как всегда, идет со своей Метелкой. Почему ее так назвали? Могли бы просто Метлой.
– Не зубоскаль. Слушок идет, что никакой он не десантник, и службу нес альтернативную в морге. Посмотри на его ноги?
– Только чугунки в печку ставить.
– Правильно, не ударить противника, не убежать от него. – Кедр сделал шаг навстречу идущим. – Привет молодым. Есть вопрос, Десантник. Ты прошел огонь и воду, остались медные трубы. Скажи, сколько человек прыгает сейчас одновременно на одном парашюте?
– По разному. Если с танком, много, если без танка, меньше.
– Ты хоть раз прыгал с парашютом?
– Вы меньше уроков пропустили, – ответила с гордостью Метелка, – а у него ноги согнулись от ударов о землю. Стали, как у паучка, схватит – не вырвешься.
– Все, Кедр, как хочешь, а я на альтернативу: зубов нет, не крещеный. Мне бы в сад, плоскими стопами легче землю копать.
Слесарь – костоправ
– Горбатый, это твой велосипед? – спросил бывший слесарь, а нынче дворовый костоправ Серега.
– Мой, трехскоростной.
– А хныкал, денег нет, когда свалился в яму и свернул шею. До конца дней ходил бы затылком вперед, или носом к корме, если бы не я.