Впервые за пятьдесят лет он выходит на сцену без парика. Голос звучит ослабленной струной, но узнать народного артиста можно. Лишь бы не упал. Давайте, похлопаем ему: он только что из депутатского кресла.

В день правды надо говорить только правду, и никто, кроме меня, не согласился вести концерт.

Друзья! На сцене – известный юморист Рыльский-Рылов. Кто автор текстов его выступлений, не знаю, но тошнит от них, как от протухшей котлеты. Герою юморесок постоянно пишут на лбу: осел, идиот, а ситуации, в какие он попадает, не меняются – в аптеке, в автобусе, в больнице.… Один так привык к герою, что написал на собственном челе: юморист.

А вот и наша птичка-невеличка, из воробьев воробей. Чирикает все время: ну, возьмите меня! И нашелся один – взял. Но разлетелись они в разные чащи – крыльями не сошлись. Она летает дальше, выше и даже поет, если надо.

Воробья можно научить петь соловьем, но не каждого.

Выступает Кристина. Ее лучше представлять – дочь примадонны. Однажды ей и фанера не помогла, треснула не вовремя. Подождала Кристина, пока вновь заведут патефон, и продолжила петь, как ни в чем не бывало.

Чтобы не мучилась, ее быстро сменяет Максим Галкин, отчим-ровесник. Он больше по корпоративным вечеринкам, но сюда, на концерт, пришел. Правдолюбец: как точно Жириновского пародирует. Его прадед в скворечнице жил, а он замок отстроил для своей старушки.

Перед вами еще один отчим Кристины – Филипп Киркоров. Разряженный дьявол, обидчивый очень, хотя поет неплохо, особенно, когда рядом голые девочки скачут. Можно подумать, возбуждают они его.

Дождались, наконец, друзья: раздаются звуки шарманки и на сцену выходит Коля Басков. Он бы по примеру своих соперников тоже к примадонне посватался, но там Галкин, который уже сейчас берет не хуже его высокие ноты. Пусть у Галкина жена старше вдвое, зато у Коли вдвое выше.

Кто там растерянно выглядывает из кулис? Борис Моисеев. Давно потерял ориентиры. Уезжает из Петербурга, приезжает в Ленинград.

Надо ему напомнить, какой сегодня день, и пусть заменит красные рейтузы голубыми – не 7 ноября.

Правду-матку режу в глаза. Терять мне нечего. В театры не приглашают, в сериалах места не находят – хоть бы дверь открывать.

Все заслуженные и народные сейчас пойдут гуськом. Одни и те же лица. Их все знают, и представлять их не буду: корову коровой называть не надо.

Посмотрим, будут ли свежие, не из фабрики звезд. Ага, вот! Очередь двенадцатой настала. Приветствуйте Венеру Московскую, в девичестве Розу Кожемяко из Пензы. На подиуме впервые, кричит в три петуха. Еще не знает, что можно и соловьем – под фанеру.

Я сказал правду и только одну правду. Как на суде, народном.

– Видишь, Беззубый, Диана по аллее плывет в платье – купальнике. Приколемся?

– Давай, Кедр, бросай чалку.

– Куда стучишь лопастями, Диана? Богов тут нет, одни ангелы?

– А ангелы водку пьют?

– Только «Балтику», в неограниченном количестве, – вытащил из кармана брюк банку пива Кедр. Высосав ее, девушка сказала:

– Жаль, Кедр, что шишки твои не созрели, был бы мировой закусь, – и поплыла дальше по аллее.

– Круто, – рассмеялся Беззубый. – Кедр, давай разведем кого-нибудь сами? Для уравновешивания состояния.

– Вон, Патрикеевна ступает. Одна такая на весь город, дерзай.

– Все бутылки собрала в парке, Патрикеевна? – обратился к ней Беззубый. – Хочу предложить тебе банку пива. Жара такая, что и галоши вспотели: ноги хлюпают.

– Я подумала – на меня запал, хотя тоже без молотилки. А Кедр почему грустный?

– Диана сказала, что шишки у него незрелые, не идут на закусь.

– Пусть ширинку застегнет, дозреют, а пивко у тебя действительно прохладное, сбавляет быстро годы.