– Юля! – вошла мама. – Зачем ты трясёшь ковёр? Смотри, сколько пыли теперь.

– А я хотела посмотреть, что там под ковром, и какая у него другая сторона.

Мама возмущённо поправила углы ковра:

– Нашла время! Придумаешь вечно что-то. Давай-ка спать.

– Мам.

Мама уже почти дошла до двери.

– Мам, а посиди со мной в комнате.

– Зачем это? Я спать уже собралась.

– Ну, мам, ну, почитай что-нибудь. Мне что-то не спится, посиди тут.

Мама посмотрела на меня с сомнением, но согласилась:

– Ладно, кроссворд разгадаю.

Она принесла кроссворд и села за стол.

Я закрыла глаза и стала скорее засыпать.

С мамой тени не докучали и расползлись спокойно по углам. Но и сон не приходил.

Через десять минут мама встала и, зевая, пошла из комнаты.

– Мам!

Мама аж вздрогнула:

– Юля! Ты не спишь ещё?

– Нет, мам, посиди ещё.

– Нет, я уже сплю сижу, всё, спать пора. Если страшно, включи свет.

И мама вышла.

Ничего мне не страшно.

Но свет я всё-таки включила. Сначала над кроватью. Потом над столом.

Покрывало бесформенной кучей валялось под пианино, и стоило мне закрыть глаза, как из него хотела выползти очень чёрная рука. Поэтому я не закрывала глаза, а внимательно на него смотрела. Потом я вспомнила, что не до конца осмотрела ковёр, и пришлось приглядывать за ковром тоже. Глазам уже очень хотелось закрыться, но как только я пыталась уснуть, ожившие герои страшилок подбирались к моей кровати.

За окном было совсем темно и тихо. Лишь изредка занавески освещали фары проезжающей машины, с улицы слышался звук мотора, а потом снова всё погружалось в ночное безмолвие. Я лежала и не знала, то ли не шевелиться, чтобы меня никто не заметил, то ли, наоборот, ворочаться почаще, чтобы те, кто нападает ночью, знали, что я не сплю. Очень хотелось включить свет ещё и в коридоре, но для этого надо было пробежать по неосвещённой части комнаты и зайти в совершенно тёмный холл. Нет, это мне было не под силу. Скорее бы рассвет.

Я различала стрелки часов, но они, казалось, вообще не двигались. Без десяти полночь. Хотелось пить. Вот что за ерунда, зачем ночью пить, никогда же не хотела, но жажда неумолимо сушила рот. О том, чтобы сходить на кухню за водой, не могло быть и речи. Мамочки, полночь. Я даже закрыла глаза, чтобы не видеть часов. В этот миг раздался звук струны гитары, висевшей на стене. Клянусь, её никто не трогал, но я чётко услышала звук.

– Мама! – заорала я и бросилась в комнату родителей.

Там было тихо и спокойно. Я подлезла к маме под бочок. Мама недовольно что-то пробурчала во сне, но пустила. А я наконец-то смогла спокойно закрыть глаза.

Я отлично выспалась. А родители даже грозились конфисковать журнал. Но как-то забыли. Так он и приехал вместе со мной на дачу, и одним своим присутствием напоминал про то, что зелёные пальцы не дремлют. Самое печальное, что мне открылась про себя ужасная тайна – никакая я не бесстрашная, а самая что ни на есть трусиха.

Пашка с Иринкой жили по соседству с Люськой. У них даже забора между участками не было. И я Люське очень завидовала. Во-первых, их бабушка звала Люську к ним есть малину, потому что у Пашки с Иринкой была на неё аллергия. Кстати, аллергия у них была не только на малину, а вообще на целую кучу продуктов. Им нельзя было ни выпечки, ни фруктов, ни ягод. Их бабушка жаловалась моей, что не знает, чем их порадовать, ведь им нельзя ни блинчиков, ни пирожков, и не понимает, кому выращивает смородину и клубнику, раз внуки это есть не могут. Но выращивать продолжала, и нам с Люськой иногда перепадали то клубника, то малина. Смородина тоже могла перепадать, но смородины у нас на своих участках полно было.