– Ах, как в ресторане, – с издёвкой протянул отец, – что там в нашем меню? Каша ячневая с гарниром из каши овсяной под соусом «Пусто»? Ты откуда про рестораны знаешь? Что, мать о счастливой жизни песни поёт?

– Ром, ну не надо, хватит, -миролюбиво протянула Юля, – у нас сегодня праздничный завтрак, с конфетами. Ты помнишь, какой вчера день был? День нашего знакомства. Восемь лет прошло. Помнишь, как мы первый раз гуляли? Ты мне про художников-графиков рассказывал, а потом…

Рома не дал договорить:

– Что толку вспоминать, что было давным-давно, ещё и Сашке голову забивать чем попало. Было и было. Ушло. Сейчас всё совсем по-другому, – злость сквозила в голосе отца.

– Ром, ну как же чем попало? Это же наша история, история нашей семьи, – попыталась смягчить слова мужа Юля. – Для Саши это важно.

– Что важно? – вспылил отец, – что его мать не может вовремя продукты купить, или что не умеет деньги расходовать, так, чтобы на всё хватало. Он на полу уже третий год спит, а ты праздновать собралась. Неужели за это время не могла скопить на кровать? Или скажешь, что это я виноват? Ну, конечно, удобно устроилась. Обвинять-то гораздо легче, чем самой пахать. Вот теперь узнаешь, каково это работать, гроши зарабатывать, а их ещё и разбазарят куда ни попадя…

Голос Ромы повышался, в нём появилась визгливость. Он не мог стоять на месте и беспокойно крутился из стороны сторону, взмахивая руками. Саша вжался в угол и, вытаращив глаза, наблюдал за отцом.

Юля оторопела от неожиданной ярости супруга.

– Ром, Ром, успокойся. Тебе нельзя волноваться. Посмотри, Саша напуган, – попыталась образумить она мужа.

Вода в кастрюльках закипела, крышки забренчали, но Юля боялась к ним обернуться. Её взгляд был прикован к мужчине. Роман покраснел, глаза выпучились, зрачки заняли всю радужку. Он перестал крутиться напрягся и медленно пошёл на Юлю, шипя так яростно, что видно было, как летит слюна:

– Вот, ты даже варить толком не умеешь, у тебя пар вовсю от кастрюль идёт, а ты не шевелишься. Что, хочешь посуду сжечь? Кто тебе на новую даст? Ты сама не заработаешь, ты же не знаешь, что такое работать. Вот какой праздник? Вот бежать мне от тебя надо было восемь лет назад, бежать без оглядки. Дура. Ты всю мою жизнь искалечила. Я повёлся на твою внешность, а где она теперь? Кикимора лучше выглядит. Ты даже за собой следить не можешь. А я тебе деньги давал. Куда девала? Наивной притворялась, неопытной. Да от тебя сына изолировать надо. Мать называется. Для ребёнка еды нет, спать не на чем, конфеты – праздник. Ты, ты…Убить меня хочешь? – завизжал вдруг Рома.

У Юли в руках был нож, она чистила картошку, и так и стояла с ним. Она обернулась, выключить плиту, не ожидая, что Рома в этот момент прыгнет на неё. Не успела она сообразить, как Рома схватил за руку с ножом:

– Ах ты… – мужчина вопил ругательства, – ты… меня жизни лишить хочешь. А потом на моей могиле плясать будешь, с любовниками обжиматься. Отдай нож, я сам тебя …

Юля поначалу старалась отвернуться, освободиться, или хотя бы откинуть нож. Супруг наваливался на неё, прижимал к столу, всё сильнее выкручивая руку.

– Рома, Рома. Хватит, больно, – кричала она, – здесь Саша. Пусти.

Она теперь боялась выпустить из руки нож, не сомневаясь, что муж тут же схватит его.

Тут Рома придавил Юлю так сильно, что она почти легла на стол.

– Папа! Отпусти! Папа! Папа! – подскочивший сын, сначала потянул отца сзади, а потом попытался вклиниться между родителями.

– Ах ты… – ругательство досталось мальчику, – на её стороне? Вырастил на свою голову предателя. И ты отца ни во что не ставишь?