Но отчаянные попытки мальчика принесли успех. Рома отпустил Юлю, чтобы откинуть сына. Юля швырнула нож в угол, соскользнула со стола, больно ударившись боком и метнулась к Саше.

– Ах вы… вот я сейчас…– мужчина пнул ребёнка и женщину и бросился к плите. Схватил кастрюлю с кипящей водой и плеснул. Юля успела закрыть собой Сашу.

Женщине показалось, что одежда на спине стала холодной и жёсткой, как лёд, а потом кожу пронзила нестерпимая боль. Она закричала. Откуда-то взялись силы, чтобы поднять сына и вытолкать в комнату, потом выскочила из квартиры и бросилась по лестнице вниз, крича о помощи. Рома, отыскав нож, бросился за ней.

Пожилой мужчина возле лифта ругнулся: мало того, что лифт ходит только до седьмого, так он ещё сломался. Придётся на свой восьмой пешком подниматься.

Наверху хлопнула дверь и по подъезду разнеслись брань, крики и топот.

–Помогите! Помогите! – услышал он женский вопль.

– Ах ты… не уйдёшь, убью – неслось следом.

– Папа! Мама! Мамочка! Папа!

Юля торопилась, не разбирая ступеней: быстрей, на улицу, там она убежит, или кто-нибудь поможет ей. Нога подвернулась, женщина обо что-то зацепилась, пытаясь найти опору и опрокинулась.

Спешащий навстречу мужчина торопливо достал телефон, вызвал экстренную службу, а сам поспешил наверх. Разборок он не боялся. Долгое время увлекался борьбой, для своих лет сохранил хорошую форму.

Кто скандалит, он понял сразу: соседи по этажу. Соседи, на его взгляд, были странноватые. Нелюдимые. Никогда не улыбнутся, слова приветливого не скажут. Нет, хозяйка-то ещё ничего, мальчишка вежливый, а вот хозяин…

Соседка лежала боком на лестнице, уткнувшись лицом в руки, носок одной ноги застрял между стойками перил. Она не шевелилась, под головой образовалось красное пятно.

Мужчина перемахнул через неё и бросился на поспешно спускающегося соседа. Тот неуклюже шлёпал одним тапком, потеряв где-то другой, и не переставал браниться.

Повалить психопата и выбить нож не составило труда. Рому перевернули на живот, заломили руки, сели верхом. Он ругался, чертыхался, кричал, что ему больно.

Защитник стянул с себя кашне, связал ненормальному руки, потом повозился, вытягивая из брюк ремень. Им ещё раз перехватил безумца и сцепил со стойками. Рома вопил и дёргался.

Связав соседа и надавав тому тумаков, мужчина наконец посмотрел на посеревшего от страха мальчонку, бежавшего следом за отцом, а теперь стоявшего чуть поодаль, ухватившись за перила обеими руками.

– Да…сынок, вот так переплёт…– сказал с сочувствием, – мамку сейчас трогать нельзя. Подождём пока врачи и полиция приедут. И этот, – он кивнул на не прекращающего громко ругаться и дёргаться Рому, – пусть здесь подождёт. Надеюсь, перила не своротит.

– А…мама… – тихо начал Саша и замолчал.

И столько горя, муки было в двух словах ребёнка, что заступник не выдержал:

– Ты спустись к ней, спустись, посиди рядом, поговори. Может…услышит она. Да… Ещё сынок, родственникам надо позвонить. Тети-дяди, бабушки-то, наверно, есть? Телефоны знаешь? Погоди, у меня в кармане бумажка есть и ручка, напишешь?

Мальчик кивнул. Дождавшись бумагу, не обращая внимания на сквернословящего отца, запрещающего писать, нацарапал номер бабули и медленно прошёл к матери, не отрывая от неё взгляд.

Саша опустился на колени, склонился над Юлей и заплакал. Тихо, горько.

– Мама, мамочка, прости меня, мамочка, – шептал он и гладил её по плечам.

Юле казалось, что она гуляла в поле. Подул ветер, пригнал чёрные тучи. Загрохотал гром, засверкали молнии. Одна ударила недалеко от Юли. У Юли закружилась голова, она упала.