– Вот, Поля, я уверен, что ты специально падаешь. Сто проц. Я вез аккуратно, по ровному.

– Какое «по ровному»? Смотри – бугорок.

– Нет никакого бугорка.

– Паш, отряхни, а? А то я варежки забыла.

Паша, с раскрасневшимися щеками, счищает с Полины снег.

– Садись.

Полина, с раскрасневшимися щечками, садится в санки.

– Паша, только осторожно. Я – с пулеметом.

Паша берется за веревку, санки трогаются. Паша старается, санки бегут быстрее. Полина вскрикивает, хватается за грудь, падает из санок, переворачивается и замирает, лежа на спине.

– Пашааааа… я… умираюуу… прощай… Пааа…

Руки в стороны, ноги в стороны, волосы рассыпались черным по белому, глаза закрыты. Ты любила, и была любима. Но тебя больше с нами нет.

Паша, разгоряченный, улыбаясь и ворча, брел по снегу, зная, что ему сейчас придется оживлять, ставить на ноги и отряхивать от снега сраженную вражеской пулей Полину.

– Ааа… нет, Паш, погулять сегодня не смогу… А? Нет, не в этом дело. Просто я тут… А, ну да, хорошо. Приходи, конечно. Жду, пока.

Этой весной мама заболела в первый раз.

Вскоре пришел Паша. Полина встретила его в забрызганной водой майке, в домашнем трико, босиком, без привычной улыбки во весь рот. Вытирала плечом лицо, в покрасневших руках – мокрое белье.

Пыталась сдуть наползавшие на лицо пряди волос.

С белья на пол капала вода.

– А тыыы… одна, что ли?

– Ну да… Бабушка приедет… послезавтра, – отвечала Полина уже из ванной.

– Аа…

Паша снял куртку, ботинки и подошел к ванной.

– Ты стираешь? Руками? А стиралка?

– Сломалась… Давно уже… Да я уж почти все постирала.

– Слушай, Поля, – сказал Паша, оглядываясь. – Ну давай я что-нибудь помогу, а? Скажи, что надо.

– Вынеси мусор… для начала.

– Хорошо, – и Паша с готовностью стал надевать ботинки.

– Нет, нет, подожди. Помоги сначала вот это… выкрутить.

– А. Поля, давай мне. Я и один выжму.

– Нет, Паш. Джинсы и рубашку лучше вместе. Чтоб посуше. Мне в них завтра утром в школу… Еще погладить успеть…

– Ой, а это что такое? Давай это тоже вместе выкрутим.

– Ага. Очень смешно, Паша.

Паша сидел на полу в ванной, лежал на полу в ванной, осматривал стиральную машину, поправлял очки.

– С точки зрения физики – скорее всего, дело в проводке. Поломка контакта – причина неисправности в девяноста процентах случаев. Но, конечно… может быть что-то более серьезное… например, мотор… И тогда, – пыхтел Паша. – И тогда…

– И тогда пошли есть яичницу.

– Нет, нет, Полиночка, подожди, успеешь ты на свою продленку. Давай чаю с тобой попьем. У меня печенье вкусное. «Ффкуссное, как и ты».

Ирина Олеговна сделала несколько шагов, вставая на пути к выходу из класса. Повернулась лицом. Полина шагнула в сторону. Ирина Олеговна сверкнула черными глазами. Быстрым движением головы отбросила назад черную косу. Развела руки в стороны. Растопырила пальцы. Провела по губам языком. Тихонько звякнули выскочившие из-под ногтей острые металлические когти… Лара Крофт.

«Ой, ой… Надо же… Знала бы ты, что за мной – Дуб. И не только… Сровняем здесь все… Впрочем, ладно. Дам тебе возможность сохранить лицо, Ззззолушка».

– Хорошо, Ирина Олеговна. Давайте попьем чаю.

– Вкусный, с земляникой, тебе такой нравится. И печенье, – суетилась Ирина Олеговна, подвигая тарелку. – Вот.

– Пасиб.

– Как мама?

– Ээ. Хорошо. Лучше.

– Выписали?

– Да. Давно уже.

Ирина Олеговна погладила ладонью руку Полины, а Полина следила за ее рукой и искала то место, где из-под ногтей выскакивают когти.

«Ирина Олеговна, давайте поговорим, – предложила Полина, заряжая информацией коричневые процессоры. – Вы отвечаете ресницами: если “да” – два раза ресницами, если “нет” – один раз. Согласны?»