Волк издал короткий лающий смешок.

– Это всё ревность материнская, не обращай внимания, – заверил он. – А во всём остальном ты права, невестушка, наблюдательная, молодец. – А потом вдруг спросил: – Напомни еще раз, как звать-то тебя? Скажи уж, нам вместе ещё далеко путь держать.

Мимо проносились деревья Дремучего леса, но никто не мешал им на пути, никто не преследовал в тенях, будто и вправду Волк не обманул и с ним ей безопаснее.

– Ярга, – наконец вымолвила она.

– Ярга, – задумчиво повторил Волк, а затем снова усмехнулся своим мыслям. – Солнце ярое, солнце вешнее, тьму прогоняющее, зиму в лето обращающее. Ярга – красная ягода, Ярилы любимая дочка.

– Я не Ярилина дочка, – буркнула она, смешавшись. – Мои родители умерли, когда я совсем маленькой была, с тех пор и мыкаюсь.

– Ничего, Ярушка, – весело заверил Серый Волк, – потерпи, нам с тобой обоим недолго мыкаться осталось.

Она хотела переспросить, что он имел в виду, но зверь прибавил ходу, и пришлось сосредоточиться на том, чтобы не свалиться с его спины.

Дремучий лес обладал собственным разумом. Наполненный колдовством до краёв, он мог сделаться лабиринтом с меняющимися стенами, мог и вовсе создать ощущение, что выхода из него нет. Это его магия, древняя и почерневшая от времени, как старое серебро, породила путеводный камень на границе Велиграда – чары выплеснулись и разлились безо всякого контроля. Так Волк сказал. А ещё он заверил Яргу, что специально этот камень никто не создавал, такие вещи возникают сами по себе, как уродливый шрам на глубокой ране.

Дремучий лес для одних становился тюрьмой или местом погибели, а для других – родным домом, где всякий зловредный дух тебе рад-радёшенек.

Были тропы, по которым можно бродить всю жизнь, состариться, но так никогда и не пересечь лес с одного края до другого, а были и те, что за час или два приведут тебя куда задумаешь. Ярга уже ничему не удивлялась. По такой тропе она шла, когда впервые оказалась в чаще.

Серый Волк миновал чащобу до захода солнца. Вывез девушку из-под тенистых крон, где та потеряла счёт времени, и замер на опушке, чтобы она не испугалась внезапной смены природы вокруг.

Впереди, насколько хватало глаз, раскинулось ржаное поле. Ещё зелёные колосья, увенчанные тонкими остевыми волосками, колыхались на ветру подобно бескрайнему живому морю. Ветер гулял по нему волнами, перебирал длинные стебли и гнул их к земле, чтобы спустя мгновение поднять снова.

Ярга зажмурилась на ярком солнце, как слепой котёнок. После сумрака Дремучего леса мир казался преувеличенно пёстрым, таким сочным и объёмным, что резало глаза.

– Притомилась? – хрипло спросил Волк.

– Нисколько, – отважно ответила она, но по её голосу зверь всё понял. Он повёл лопатками, разминаясь, и потрусил дальше.

– Мы пройдём ещё вёрст пять, – Серый Волк бросил короткий взгляд на медленно ползущее к горизонту солнце, – потом сделаем привал у ручья. Ты поешь то, что с собой взяла, поспишь до полуночи, а после я тебя разбужу – поедем дальше. Мне в ночи бежать сподручнее, да и вряд ли встретим кого на пути.

– Хорошо, – коротко согласилась девушка. А потом вдруг горько усмехнулась.

– Что? – нетерпеливо буркнул зверь.

– Не думала, что снова окажусь в Благоде столь скоро. – Ярга вздохнула. – Надеюсь, мы и вправду никого не повстречаем.

– Так ты не из Велиградского царства, а из Большой Благоды? – Кажется, Волк удивился.

– Угу. С благодского севера. Всю жизнь там прожила в услужении, пока не опостылело. Не то чтобы я трусливо сбежала, скорее, в открытую всё бросила.