Так просидела она до самого рассвета. Тут глядь-поглядь… Идёт с той стороны её молодец! Да не идёт – бежит! За ним сила нечистая чёрной тучей по пятам гонится. Летит, клубится, вопит да шипит нещадно. А Гордей-царевич со страху бледен, глаза выпучил, да бежит… Бежит!

Переполошилась Яга. Вскочила. На самом краешке моста стоит, руки к Гордею тянет… Да ступить на Ту Сторону не смеет.

Добежал царевич до границы. Ладонями в руки Яги впился, пальцами запястья так и сжимает, кричит:

– Тяни меня, любимая! Тяни! Мочи нет терпеть силу нечистую!

Поднатужилась Яга. Тянет Гордея. Да Та Сторона его от себя не отпускает. Будто тысячи кораблей тянут возлюбленного назад. Не усилить девушке. Она и так, и эдак упрётся… Всю силушку приложит, да не получается.

А сила нечистая уж царевича догнала. Чёрным туманом объяла, смрадом дышит. Скрипит, скрежещет по ту сторону стены… В туче, что до небес тамошних взметнулась, всё будто поросячьи пятачки хрюкают, когти скребут, зубы клацают. Хватает нечистая сила Гордея-царевича… То за рукав, то за ногу… То пальцами, то клешнями, то копытом в спину ударит. Стоит царевич, терпит. Да Яга стерпеть не может.

И страшно ей, и тяжело. И отчаяние уж в сердечке гнёздышко свило. Неужто не так сильна она, любовь её? Неужто им так до смерти здесь оставаться? Вот руки любимые… Запястья аж до боли сжимают. Вот глаза родные с другой Стороны глядят. Помощи просят.

Взмолился царевич:

– Душенька моя, помоги. На тебя одну моя надежда! Не оставь меня тьме на растерзание, царство врагам на поругание. Не я один, вся Русь тебя молит, помоги!

Разомкнулись уста у Яги. И дышать тяжко. И сердечко из груди рвётся, точно птичка строптивая. Глядит она в глаза своему царевичу, да понимает… Не может она его оставить. Не может подвести. Хоть сама убьётся, а любимого спасёт.

И, вздохнув глубоко, шагнула Яга левой ножкой на Ту Сторону. Перехватился царевич, за плечи Ягу ухватил со всей силушки. А она обняла его покрепче, да в наборный пояс сзади вцепилась.

Ревёт нечисть. Окружила их… Хочет царевича от Яги оторвать, да держит она его крепко. И руки любимые навродь силы придают. Закрыла Яга глаза. А пред очами всё поля… Речка Смородина. И коса её, беленькими цветочками украшенная, будто звёздочками. Счастье девичье перед глазами. Поднатужилась Яга… Да и вытянула царевича со всей девичей силы!

Повалился царевич на мост. Яга с ним падать, да вдруг… Чует… Ножку левую Та Сторона зажала, не пущает.

«Как же? – думает девица, да не поймёт, – Ведь любовь Гордея должна и меня с Той Стороны вытащить».

Но царевич-то упал, откатившись от возлюбленной. А она так стоять и осталась на границе двух миров. Тревога тронула сердце девичье.

А как падал Гордей-царевич, так наборный пояс с каменьями с него-то и сорвался. Бухнулся на мост тяжёлый меч булатный, да мешок, что на поясе висел. А из мешка… Покатились золотые молодильные яблочки. Много. Не одно, не два… Весь мешок тащил с собой царевич.

Глядит Яга на яблоки во все глаза. Да верить отказывается. Как же это? Как? Друг сердечный…

А Гордей поднял на неё очи… И в глазах его всё девица прочитала. И страх, и стыд, и воровскую хитрость бесчестную.

Подскочил Гордей-царевич с брёвен, кинулся яблоки обратно в мешок собирать. Да опасливо так на Ягу косится… А та стоит в остолбенении. И верить – не верит, и глаз не оторвёт.

Не может такого быть… Не бывает. Чтоб её царевич, свет очей, любимый, родной и самый дорогой на всём свете… Простым вором оказался.

Ухватил Гордей последнее яблоко. В мешок запихал, мешок на плечо закинул… Да прочь с Калинова моста попятился. Медленно так сначала.