***
Накануне духова дня копалась Яга в огороде как прихватило у нее низ живота, вода по ногам пошла, поняла она что рожает. Ждала Яга этот день, кажется, всю жизнь, представляла, как все случится, а когда началось, то почему-то испугалась. Поставила горшок с водой в печь греться, достала запасенные тряпки и легла на полати в ожидании родов. К вечеру заглянула к ней бабка-повитуха и как раз вовремя. Вскоре закричал младенец – мальчик родился. Не успела повитуха омыть ребёнка, пуповину завязать, как прибежали дружинники за ней – у Златы, жены Часлава, тоже роды начались.
***
Выгнали бабы всех мужиков из дома воеводы во двор, а сами остались роженице помогать. К полуночи родился у Часлава мальчик, Всеслав. Поздравили его Ганя и Нечай, ждавшие во дворе. И тут Ганя заметил:
– Яга сегодня тоже мальчика родила. Видели мы, когда повитуху искали.
– Говорят люди, что от тебя она понесла, – обратился Нейчай к Чаславу. Будет теперь расти ублюдок и нож точить на тебя.
Часлав помрачнел, задумался, отвел друзей в сторонку и тихо сказал:
– Вы вот что сделайте. Идите к ее дому, двери подоприте бочкой да ставни заприте снаружи. Соломы засмолите, накидайте под дверью и окном и подожгите. Только смотрите, чтобы не увидели вас. Впрочем, время позднее и темное.
– Нехорошо это, господин, – ответил Ганя
– А с чего ты взял, что он на меня нож точить будет? Вы оба с ней тоже были – заметил Часлав.
Дружинники переглянулись и тихо исчезли в темноте ночи.
***
Яга лежала на полатях, в печке теплился огонь, а у груди ворочался младенец. Она чувствовала себя счастливой как никогда раньше. Весь мир сосредоточился вокруг малыша, не могла на него наглядеться. Но усталость взяла свое, и она крепко уснула.
***
Проснулась Яга от удушья, открыла глаза и тяжело закашлялась, вся изба была полна едкого дыма. Она вскочила в чем была, схватила младенца, завернутого в пеленки, и метнулась к двери, толкнула, но дверь не шелохнулась. Ударила еще и еще, ногой, плечом навалилась, – все без толку. К окну побежала, толкнула ставни, и они не поддались, как забиты наглухо. В панике начала Яга кричать и колотить в ставни, но только руки в кровь сбила. Через щели проглядывали языки пламени, горела изба, горела сильно. Душил девушку кашель, в глазах темнеть начало.
Перестала она колотиться как птица в клетке, села с младенцем на пол, попробовала успокоиться и подумать. Вспомнив про чердак, она встала и, вслепую пробираясь сквозь дым, нашла лестницу, приставила к стене и начала карабкаться наверх, держа младенца в одной руке. На чердаке её встретил огонь, который уже вовсю пожирал крышу. Внезапно бревна избы затрещали и с ужасным скрипом обрушились, увлекая её и младенца вниз, под охапку горящих обломков. Ударившись об пол, она потеряла сознание, выпустив ребёнка из рук.
Очнулась Яга от нестерпимой боли и жара. Её тело горело, левую ногу придавило толстое бревно, платье вспыхивало и тлело, а кожа покрывалась волдырями и источала запах горелого мяса. Яга из последних сил со стоном выбралась из-под горящего бревна и окинула взглядом остатки избы. Всё вокруг было охвачено пламенем, но сквозь обвалившуюся стену светлела кромка утреннего неба. Под горящими досками она углядела сверток с ребенком, разбрасывая огонь руками, выхватила малыша и сбила огонь с пеленок. Накрылась покрывалом и, набрав побольше воздуха в грудь, ринулась через пламя в образовавшийся в стене проход.
Вырвавшись наружу, Яга прокашлялась и оглянулась. Изба горела и гудела как погребальный костер. Увидела она подпертую бочкой дверь и все поняла. Из последних сил, хромая на обгоревшую ногу, прижимая к груди младенца, пошла она к кромке леса, где протекал небольшой ручей. Светало. Обрушилась наконец изба, и устремились в утреннее небо тысячи искр, смешиваясь с бледными звездами.